Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Парижская забастовка продлилась два года – пока Григорий IX не уступил требованиям магистров. Он взял университет под свою личную защиту, гарантировал ему право бастовать и в будущем, а также позволил не прекращать занятия во время летних каникул (которые были сокращены до одного месяца). Но вот что было важнее всего: несмотря на то что Григорий настаивал на запрещении книг по натурфилософии до тех пор, пока из них не будут вымараны все теологические ошибки, он пообещал, что продлевать запрет не станет. Скорее всего тогда же, в 1231 году, Сакробоско и написал свой «Трактат о сфере», где цитировал Аристотеля, не опасаясь последствий[201].
К середине века все эти перипетии забылись. В 1255 году факультет свободных искусств утвердил новый учебный план, включавший в себя все известные труды Аристотеля. Студенты с интересом читали их, часто вместе с пояснениями Мухаммада ибн Рушда (Аверроэса), философа, жившего в конце XII века в Испании. Но между постулатами натурфилософии и основными догмами богословия по-прежнему существовали удручающие противоречия. Однако парижские профессора без опаски обсуждали идеи Аристотеля и Аверроэса и делали смелые заявления о могуществе философии, навлекая тем самым на себя неприятности.
Факультет свободных искусств задумывался как школа первой ступени. Преподаватели работали там буквально пару лет, а потом переводились на высшие факультеты, например на богословский. Но со временем факультет искусств трансформировался в философский (в первую очередь под влиянием идей Аристотеля), и некоторые преподаватели были уже не против провести тут всю свою профессиональную жизнь. Они писали трактаты, пытаясь разрешить непростые проблемы, поставленные в сочинениях Аристотеля. Эти так называемые quaestiones («вопросы») повторяли структуру диспутов, которые первоначально велись на факультете богословия, а позже распространились и на другие факультеты, превратившись в обычный учебный прием. Первые такие тексты представляли собой отчеты о дискуссиях, следовавших установленному формату: аргумент, контраргумент и затем окончательное решение, вынесенное магистром. Теперь же магистры все чаще редактировали свои записи для публикаций. Это позволяло им излагать радикальные теории под предлогом изучения различных вариантов интерпретации заданных текстов с последующим разрешением противоречий между ними. Но это же вело к тому, что наука развивалась в узких рамках схоластической логики.
Теологи с сомнением наблюдали за происходящим. Они видели, как самые амбициозные магистры искусств выходили за рамки своих компетенций и углублялись в проблемы богословия, обсуждая, например, животрепещущий вопрос о возможности обрести универсальное знание – знание о вещах в целом, опираясь на ограниченный человеческий опыт познания конкретных вещей. Проблема может показаться надуманной философской абстракцией, но если ее игнорировать, как тогда обосновать научные теории, описывающие общие закономерности природных процессов? Как, например, вы можете утверждать что-то о деревьях в целом, если видели только ограниченное и, возможно, нерепрезентативное количество деревьев? В своем комментарии к аристотелевскому трактату «О душе» Аверроэс писал, что все человеческие существа, должно быть, наделены неким общим разумом – именно он позволяет нам апеллировать к универсальному знанию. Теория надличностного интеллекта влекла за собой те же сомнительные следствия в том, что касается отдельных человеческих душ, как и идея, что мир существует вечно.
Крупнейшие парижские богословы, включая доминиканца Фому Аквинского, резко критиковали эти «аверроистские» представления. В 1270 году в их спор вмешался епископ Парижа Этьен Тампье, осудивший 13 утверждений аверроистов и отлучивший от церкви всех, кто учил им студентов[202]. Если раньше Церковь запрещала книги целиком, то в этот раз клирики выступили с осуждением конкретных идей. Епископ не назвал имен магистров, которых обвинял в распространении еретических постулатов, но все и без того знали, кого он имел в виду. Самым скандально известным из так называемых аверроистов был магистр из Брабанта (территория современной Бельгии) по имени Сигер. В своих сочинениях Сигер действительно отстаивал постулаты о едином разуме и вечности мира, однако высказывался он очень осторожно. Сигер писал, что его цель – всего лишь разъяснить смысл учения ранних философов, и подчеркивал, что, если вера противоречит разуму, полагаться стоит на веру. В конце концов, вера дарована Богом, а разум опирается на ненадежные человеческие ощущения[203]. К тому же обсуждение ложных идей не считалось преступлением – еще не считалось. Ведь и сам Фома Аквинский, этот авторитетнейший богослов, провел годы за чтением трудов Аристотеля и Аверроэса, отделяя «египетское золото» от еретического шлака.
Но Фома Аквинский был магистром факультета богословия, а Сигер вторгался на чужую территорию. Под давлением сверху в 1272 году магистры факультетов свободных искусств приняли новые правила, ограничивающие их свободу обсуждать богословские проблемы. Но и этого было мало. В 1277 году епископ Тампье пошел еще дальше и осудил уже 219 неприемлемых тезисов. Среди прочих список включал и известную ересь о вечности Земли, однако многие другие осужденные им идеи представляли собой теории из области физики, грозившие умалить могущество Бога. Было бы ошибкой думать, утверждал Тампье, будто Господь не способен сотворить больше одной вселенной или создать вакуум, выстроив небеса в прямую линию. Тампье не пытался выступить в защиту каких-то определенных концепций – что на самом деле существует две или три вселенные, к примеру. Он хотел лишь подчеркнуть, что Господь мог бы сотворить мир любым, каким только пожелает. Были в списке и тезисы, которые Тампье осудил, желая дать отпор гордыне магистров, которые – намекал Тампье – возмутительным образом заявляют, будто «нет более превосходного состояния, нежели посвятить себя философии», и внушают ученикам тлетворную мысль, «что богословие основывается на баснях»[204].
Список из 219 тезисов составлял комитет из 16 магистров богословия, и составлял его явно в спешке. Сам Тампье, скорее всего, действовал по указке папы римского или же отреагировал таким образом на вызов Сигера к главному инквизитору Франции. Но список неприемлемых тезисов вмещал больше написанного Сигером – к тому же обвинения в ереси с него уже сняли. С одной стороны, Тампье осуждал идеи, в которые не поверил бы ни один философ, будь он в здравом уме, – в частности, пресловутое учение о «двойственной истине», гласившее, что два противоречащих друг другу утверждения – например, что мир был сотворен и существовал всегда, – оба могут быть истинны. Однако в число неприемлемых попали и теории, которых придерживались многие уважаемые богословы, включая самого Фому Аквинского. Фомы к тому времени уже не было в живых: он скончался в 1274 году. Но тот факт, что Тампье выступил со своим осуждением в третью годовщину его смерти, говорит о желании недоброжелателей из числа членов комитета заколотить еще один гвоздь в крышку его гроба[205].
В отличие от предыдущих декретов, которые запрещали только преподавание лжеучений, в 1277 году даже их обсуждение попало под полный запрет. Однако есть историки, убежденные, что осуждение Церковью неприемлемых тезисов пошло только на пользу средневековой науке. Они считают, что магистры искусств слишком зациклились на Аристотеле. Вынужденная необходимость отойти от его принципов могла открыть философам глаза на другие способы познания мира. Не ставя под сомнение могущество Бога, они без предубеждения обдумывали вещи, которые до того полагали невозможными, – например, существование вакуума. Вместе с тем для большинства юных астрономов, читавших Сакробоско или допытывавшихся, из чего состоят горы, ничего не изменилось. Они стремились объяснить результаты своих непосредственных наблюдений или научиться их предсказывать, а до гипотетических предположений им дела не было[206].
Через 11 дней после заявления Тампье архиепископ Кентерберийский тоже выступил с осуждением 30 теорий, которым будто бы учили в Оксфорде. Причиной были те же неразрешимые противоречия между греко-арабской философией и библейскими источниками, но доктрины, запрещенные для преподавания в Оксфорде, затрагивали в основном вопросы логики