поводу Италии и Германии. Что касается оккупации Ганновера и Неаполя, это было вынужденное последствие войны. Если Россия обязуется заставить англичан уйти с Мальты, то и страны, оккупированные Францией, будут тотчас оставлены, поскольку исчезнет сама причина войны. Несправедливо и неуместно давить на Францию, не пытаясь равным образом давить на Англию. Если Россия притязает на роль арбитра между двумя воюющими державами и хочет судить не только о существе спора, но и о средствах для его исчерпания, следует быть арбитром беспристрастным и твердым. Франция решительно настроена не допускать иного. Если Россия хочет войны, то Франция к ней совершенно готова, и последние кампании русских на Западе не дают им права позволять себе с Францией столь высокомерный тон, какой они, похоже, усвоили в настоящее время. Следует хорошенько понять, что Император Французов – не император турок или персов. Если же, напротив, с ним хотят наилучших отношений, он к ним вполне расположен, и тогда не откажется совершить всё обещанное, а именно в отношении короля Сардинии. Но при настоящем состоянии дел от него ничего не получат, ибо угрозы в его адрес – наименее действенное из средств.

Эта столь гордая нота вовсе не оставила Убри предлога счесть себя удовлетворенным. Согласно полученным им инструкциям, он почел необходимым затребовать паспорта; однако, чтобы следовать им в точности, добавил, что отъезд его означает только разрыв дипломатических отношений двух дворов, но не объявление войны;

что когда в отношениях нет более ничего приятного или полезного, нет никакой причины их продолжать; что Россия, впрочем, не думает прибегать к оружию, и Франция решит из ее последующего поведения, должна ли за разрывом последовать война.

После этой холодной и тем не менее мирной декларации Убри покинул Париж. Рейневалю, французскому поверенному в делах в Петербурге, был послан приказ возвратиться во Францию. Убри отбыл в конце августа, но остановился на несколько дней в Майнце, чтобы дождаться известий о предоставлении свободного выезда Рейневалю.

Было очевидно, что Россия, пытаясь выразить свое неудовольствие путем разрыва отношений с Францией, обратится к войне лишь в случае, если такую выгодную возможность предоставит ей новая европейская коалиция. Следовательно, по мнению Наполеона, всё зависело от Австрии. Поэтому, прежде чем целиком посвящать себя морским проектам, он обратил на нее самый пристальный взгляд. Признание принятого им императорского титула еще заставляло себя ждать, и он безапелляционно потребовал его. Планы посетить берега Рейна вскоре должны были привести его в Экс-ла-Шапель;

и Наполеон потребовал, чтобы Кобенцель прибыл воздать ему честь и вручить верительные грамоты в тот самый город, где германские императоры принимали корону Карла Великого. Он объявил, что если ему не предоставят удовлетворения в этом отношении, Шампаньи, назначенный министром внутренних дел, не будет иметь преемника в Вене, а отзыв послов меж такими соседствующими державами, как Франция и Австрия, не пройдет столь же мирно, как между Францией и Россией. Наконец, он захотел, чтобы русская нота, рассмотрение которой в Регенсбурге пока только отложили, была окончательно отвергнута, или же он обратится к Сейму с таким ответом, из которого неизбежно воспоследует война.

Наполеон покинул Булонь, где провел полтора месяца, и направился к рейнским провинциям. Перед отъездом он имел случай присутствовать при сражении флотилии с английской дивизией. Двадцать шестого августа в два часа пополудни он был на рейде, инспектируя на своей лодке линию якорной стоянки, составленную, по обыкновению, из ста пятидесяти – двухсот шлюпов и пенишей. Английская эскадра, стоявшая на якоре в открытом море, насчитывала два корабля, два фрегата, семь корветов, шесть бригов, два люггера и один куттер, в целом – двадцать судов. Один корвет, отделившись от неприятельской дивизии, передвинулся к оконечности нашей якорной стоянки и дал по ней несколько залпов. Тогда адмирал отдал приказ первой дивизии канонерских лодок под командованием капитана Лерея поднять якоря и всем вместе двигаться на корвет; что они исполнили, и что вынудило последний тотчас отступить. Увидев это, англичане сформировали отряд из фрегата, нескольких корветов и бригов и куттера, чтобы заставить французские канонерские лодки отойти и помешать им занять их обычные позиции.

Император, находившийся в своей лодке вместе с адмиралом Брюи, военным и морским министрами и несколькими маршалами, передвинулся в середину сражавшихся шлюпов и, чтобы показать им пример, приказал взять курс на фрегат, который приближался на всех парусах. Он знал, что солдаты и моряки, восхищаясь его храбростью на суше, спрашивали себя иногда, будет ли он столь же отважен на море. Он хотел их наставить в этом отношении и приучить дерзко бросать вызов крупным судам неприятеля. Он выдвинул свою лодку далеко вперед французской линии и как можно ближе к фрегату. Тот, завидев императорскую лодку, всю разукрашенную флагами, и догадавшись, быть может, о ее драгоценном содержимом, воздержался от огня. Морской министр, дрожа последствий такой бравады для императора, хотел броситься к штурвалу, чтобы переменить направление, но повелительный жест Наполеона остановил министра, и лодка продолжала наступать на фрегат. Наполеон наблюдал за ним в подзорную трубу, когда тот вдруг выпустил залп, от которого прежде воздерживался, и забросал снарядами лодку, которая несла Цезаря и его фортуну. Никого не ранило, отделались рикошетными ударами осколков, а все французские суда, ставшие свидетелями этой сцены, тотчас выдвинулись вперед на самой большой скорости, дабы поддержать огонь и прикрыть, обогнав, лодку императора. Английская дивизия, осаждаемая в свою очередь градом ядер и шрапнели, стала понемногу отступать. Ее преследовали, но она подошла снова, выпустив залп по суше. Тем временем вторая дивизия канонерских шлюпов под командованием капитана Певрьё подняла якоря и двинулась на неприятеля. Вскоре поврежденный и едва не теряющий управление фрегат был вынужден уйти в открытое море. Корветы последовали за ним, несколько из них весьма сильно попорченные, а куттер был так изрешечен, что пошел ко дну.

Наполеон покинул Булонь, восхищенный сражением, при котором присутствовал, тем более что секретные донесения, поступившие с берегов Англии, приводили ему самые удовлетворительные подробности о моральном и материальном воздействии, произведенном этим сражением. С французской стороны был один убитый и семь раненых, один из которых – смертельно. Англичане, согласно донесениям, потеряли 12–15 человек убитыми и 60 ранеными, а их судна получили весьма сильные повреждения. Английские офицеры были поражены стойкостью французских суденышек, их резвостью и точностью огня. Было очевидно, что если шлюпам и надлежит бояться кораблей по причине их массы, они могут противопоставить им силу и весьма устрашающую множественность огня.

Наполеон пересек Бельгию, посетил Монс, Валансьен и 3 сентября прибыл в Экс-ла-Шапель. Императрица, которая ездила на воды в Пломбьер во время пребывания Наполеона на берегах океана,