вроде. Рецидива нет. Проходили чек-ап перед отъездом. Следующий по плану весной. Но все равно я нервничаю, конечно. Очень он упертый. И на здоровье своё плюет. Половину из того, что врач говорит, не соблюдает. Представляешь, поймала его за курением около месяца назад. Устроила скандал, не выдержала. Вот не люблю криков, а здесь прям словно бы сорвалась. Ну какие сигареты, Снеж? Ему инвалидность дали, а он с сигаретами…

– Не прессуй мужика, Бэлла, – знающе возражает Снежана, – он у тебя не из тех, кто сиськи мнет и под юбкой сидит. Да, может, и не такой пещерный человек, как наши брутальные российские мужики, но все равно не из тюфяков. Думаю, ему самому все это непросто, переезд в Россию, новая работа. Так что…

– Да-да, понимаю, – соглашаюсь я. Грустно как-то. В Москве уже как неделю лежит плотным покровом снег. Не тот, который падает и тут же тает от реагентов, а настоящий. Его не так легко уничтожить… На душе тоже словно бы снег, словно бы все мои привычные дорожки, по которым годами ходило сознание, припорошило – и я заблудилась.

– Снеж, у меня вопрос, – говорю я задумчиво, – уже какой раз хочу у тебя поинтересоваться, но всё забываю. Про Давида. Ты в курсе была, что он умер?

Она глубоко вздыхает. Отводит глаза.

– В курсе, – отвечает односложно.

– А почему мне сразу не сказала? Мы ведь с тобой все время были на связи…

– Когда, Бэлл? Когда ты первый год была в состоянии коматоза? Зачем? Не до Давидов тебе было тогда. А потом у тебя новая жизнь началась, новый мужчина. Смысл мне теребить тебе раны? Все это осталось в старой жизни, от которой ты самолично приняла решение откреститься навсегда.

– А что случилось с ним, ты не знаешь? Как он умер? – настаиваю я. Внутреннее чутье говорит мне, что нужно спросить. Что-то там нечисто. – Алан как-то странно обмолвился, что его не стало примерно в то же время, когда и я уехала.

Я вижу, что она не хочет мне отвечать. Нехорошее предчувствие зреет внутри холодным, липким чувством страха.

– Его нашли в Подмосковье, Бэлла. Официальная версия самоубийство. – Она видит, как я бледнею. – Но не надо сейчас делать такое лицо. Там всё очень мутно, как я поняла. Не факт еще, что это он сам, может, его. Давид мутным типком был. Не знаю деталей, муж что-то рассказывал к слову, но я не вдавалась в подробности.

Для меня уже не очень важно то, что она говорит дальше. Потому что в голове на репите ее слова о самоубийстве… То самое дерущее горло ощущение, какое я перманентно чувствовала, когда ушла Айза, накрывает с новой силой… Это из-за меня? Не бывает же таких совпадений? Он покончил с собой, потому что я тогда сбежала? Начинаю судорожно припоминать все то, что он мне говорил в тот злополучный день…

– Бэлла, перестань ты думать уже о том, о чем не нужно. Уж точно не забивай голову этим Давидом, пусть земля ему будет пухом. Сумасшедший какой-то он был, непутевый. Ты ж сама говорила, что он нес тебе какую-то несуразицу. Ты мне лучше скажи, что Альбина? Нормальная начальница? Про нее вся Москва говорит – яркая девица, амбициозная. У вас же скоро корпоратив будет, наверное? Ты пойдешь?

– Не думала об этом, – честно говорю я, – знаешь, я полностью поглощена проектом. Не очень интегрирована в большой коллектив, так что…

– Никаких «так что»… Новогодние корпоративы в России – дело святое, ты, видимо, позабыла! Я это помню еще по работе в салоне красоты… Поэтому давай-ка лучше обсудим, что ты напялишь на себя…

Я открываю было рот, чтобы что-то ответить, но тут вижу в отражении приближающийся к нам силуэт высокого статного мужчины в идеальном по посадке сером пальто. Узнаю в нем мужа Снежи, приветливо разворачиваюсь и встаю, чтобы поприветствовать. Мы целуемся по-европейски в две щеки.

– Бэлла, рад тебя видеть, – говорит он, галантно улыбаясь. – Добро пожаловать на родину, наконец.

– Добрый день, Эльдар! Тоже рада встрече!

Глава 13

Алан

Синяя борода. Я знал, что мои сотрудники называют меня за спиной именно так. Нет, не потому что я изводил с белого света девушек или отличался изощренным деспотизмом. В общем и целом я был очень даже неплохим начальником – в меру строгим, в меру понимающим. Мог устроить выволочку по делу, мог понять и войти в жизненные обстоятельства. Все, как у людей… Дело было в моем кабинете. Не в том, который был для всех, а моем «особом кабинете», том самом, куда имел доступ только я… и еще моя секретарша, или «Кукла», как я ее называл про себя, при том исключительно для определенных целей. Но и она не видела главного секрета, самого сокровенного сокровища этой комнаты.

Бэлла. Вот кто был в ней спрятан. Вернее, мои воспоминания о ней. Мои нереализованные мечты. Моя тоска и подавляемое все эти годы желание… Когда семь лет назад, в Амстердаме, после лучшей ночи с женщиной, которая когда-либо была в моей жизни, я впервые после выпуска взял в руки грифель и бумагу, чтобы нарисовать ее, я и представить не мог, что эти три наброска – небрежных, неряшливых, неопытных, нетерпеливых, так как рука дрожала от пронзающего мое тело желания снова заключить ее в свои объятия и обладать ею до экстатических судорог, станут моей личной иконой. Триптихом, на который я буду все эти годы молиться…

Эта комната – свидетель моих самых сокровенных тайн. Моей истинной боли. Моего бесконечного одиночества. Здесь я творил, придумывая новые сумасшедшие проекты, поражающие воображение своим креативом и функционалом. Здесь я строил свои самые смелые бизнес-схемы, позволяющие мне зарабатывать сотни миллионов. Здесь я выл волком, напиваясь и думая о том, как просрал свою жизнь, потому что она все равно, неважно, какие в ней были успехи и достижения, не имела смысла без Нее. Здесь я вспоминал о прошлом и осмеливался погружаться в нелепые и несбыточные мечтания о будущем. Я, как дурак, мог часами смотреть на запечатленные мною тогда черты любимого лица и проживать с Ней жизнь, которой у нас никогда не будет – она в моем доме, на кухне, готовит свою вкусную еду, а потом мы вместе ужинаем. И ведь я вспомнил, как вкусно она готовит, когда ужинал у них дома, когда ел, давясь, ее пирог из яблок в машине на утро после того самого ужина – бухой и противный