в собственной крови Лёхино тело, пересёк улицу Советскую. И вскоре исчез под высокой, наполненной мраком аркой стоявшего напротив дома.

Глава 7

Выскочив из очередного тёмного двора на очередную кое-как освещённую улицу, Никита и Егор пересекли – на этот раз без происшествий – проезжую часть и, повернув налево, побежали – правда, уже не так быстро, как прежде, понемногу сбавляя скорость, – по длинной широкой аллее, окаймлённой двумя рядами ровных, аккуратно подстриженных кустов и невысоких деревьев, справа от которой, чуть поодаль, высилось серое трёхэтажное здание с продолговатым плоским фасадом, сплошь усеянным большими квадратными окнами.

Пробежав по аллее несколько десятков метров, Никита, и до этого уже время от времени тихо постанывавший, прихрамывавший и чем дальше, тем сильнее припадавший на правую ногу, вдруг застонал громче обычного, скривился, точно от острой боли, и, резко замедлив движение, перешёл на шаг, а вскоре и вовсе остановился.

– Всё, не могу больше! – прохрипел он, задыхаясь и с болезненным выражением потирая ляжку. – Сил нет… И нога болит.

Егор тоже остановился. Он также едва держался на ногах и хотя не признавался в этом, но бежать дальше был не в состоянии.

Некоторое время они стояли на месте, не произнося ни слова. Лишь тяжко и хрипло, словно загнанные лошади, дышали, отирали градом катившийся с них тёплый липкий пот, на ветру сразу же становившийся холодным, и по привычке опасливо озирались кругом.

– Да-а, не хило мы пробежались! – чуть отдышавшись, выговорил Егор, бросая взгляд назад и безуспешно силясь выдавить на лице слабую, вымученную улыбку. – Почти от самой речки… Километра два, наверно, если не больше… Ф-фу-у!..

– Я не могу больше бежать, – повторил Никита, продолжая тереть повреждённую ногу и страдальчески морщась. – Видать, отбегался… Этот козёл на тачке крепко меня саданул. Я сначала в горячке не обратил внимания… Но сейчас что-то сильно разболелось. Может, чего доброго, перелом.

– Ну, это вряд ли, – покачал головой Егор. – Если б был перелом, ты б не пробежал после этого ещё три квартала. Ты б и шагу ступить не смог.

– Ну, не перелом, так ещё что-нибудь в этом роде, – проворчал Никита, раздражённо дёрнув плечом. – Ушиб, растяжение, трещина, может быть… мне уже один хрен. Во всяком случае, бежать я больше не могу. Это точно!

Егор пригляделся к товарищу и, поняв по его бледному, искажённому лицу, что он, скорее всего, не притворяется, хмуро процедил сквозь зубы:

– Вот зараза!

Затем он ещё раз внимательно осмотрелся вокруг и только теперь заметил, что они находятся рядом со своей школой, которую они закончили больше года назад и в которой ни разу после этого больше не были. Просторная, обсаженная цветами и затенённая деревьями дорожка вела к высоким железным воротам, за которыми, по правую руку, возвышалось здание школы, а дальше расстилалось обширное, объятое тьмой пространство школьного двора.

Егор пристально вгляделся в его тёмную, непроницаемую глубину и, немного подумав, проговорил:

– Как бы там ни было, нам ни в коем случае нельзя оставаться здесь, на улице. Надо срочно где-нибудь спрятаться… Он может появиться в любой момент – и тогда пиши пропало… Ты идти-то хоть можешь, надеюсь?

Никита угрюмо кивнул.

– Тогда за мной, – взмахнул рукой Егор и двинулся к школьным воротам.

Никита, по-прежнему морщась, жалобно постанывая и хромая, поплёлся за ним.

Миновав ворота, Егор остановился напротив входа в школу и указал в глубь огромного двора, туда, где, на другом конце раскинувшегося перед ними футбольного поля, смутно угадывались какие-то невысокие продолговатые строения, над которыми возвышались чёрные, будто нарисованные на фоне синего, чуть-чуть просветлевшего неба, кроны деревьев.

– Там, на краю двора, между тиром и трансформаторной будкой, есть одно укромное местечко. Неприметное, закрытое со всех сторон. Помнишь, мы не раз прятались там, когда сбегали с уроков?

Никита рассеянно мотнул головой.

– Так вот, – продолжал Егор, кивая в такт своим словам головой, точно убеждая сам себя в том, что он говорил, – там, я думаю, мы будем в безопасности. Относительной… Эту щель никто, кроме нас, не знает. Он уж точно… Там, я надеюсь, мы сможем отсидеться до рассвета. Тем более, что он уже близко…

– Кто близко? – встрепенулся Никита, думавший, вероятно, о чём-то своём и плохо слушавший приятеля.

– Рассвет, – сказал Егор и устремил взор на тонкую бледную полоску, протянувшуюся по дальней кромке небосвода, – предвестие приближающегося утра и завершения бесконечно длинной ночи.

Никита посмотрел на этот далёкий серовато-белесый кусочек неба, окружённый со всех сторон тьмой, затем перевёл взгляд на указанные Егором приземистые сооружения на краю школьного двора и с сомнением покачал головой.

– Не поможет! Никакое местечко, даже самое укромное и никому на свете не ведомое, не спасёт нас. Мы не смогли спрятаться от него ни дома, ни в магазине, ни в парке, под кустом… И нигде не спрячемся! Потому что это невозможно.

– Почему же невозможно? – спросил Егор, чуть склонив голову и исподлобья глядя на приятеля.

Тот ответил ему сосредоточенным, выразительным взглядом и медленно, почти по складам, произнёс:

– Ты сам это знаешь. Не хуже меня.

– Нет, не знаю, – Егор продолжал в упор смотреть на товарища. – Просвети меня, пожалуйста.

Никита, по-прежнему твёрдо глядя ему в глаза, чётко, с расстановкой проговорил:

– Да потому что это не человек! Неужели ты ещё не понял этого?.. Обыкновенный, нормальный человек, даже самый здоровый и тренированный, не может, не в состоянии делать то, что делает он. Не может разнести парой ударов железную дверь, не может выжить после автоматной очереди, – ну, если, конечно, у него под плащом нет бронежилета, – а потом оторвать стрелявшему башку, не может чуять другого человека на расстоянии, как охотничий пёс, и преследовать его по пятам. Не может, наконец, идти за бегущими обычной, неторопливой походкой, будто на прогулке, и при этом не отставать от них ни на шаг… Достаточно тебе всего этого?

Егор молчал. Лишь двигал желваками и с неопределённым выражением покачивал головой.

– Вот ты и сообрази, – продолжал Никита с мрачной и безнадёжной миной, – поможет ли нам твоё укромное место? Мне почему-то кажется, что вряд ли… Он найдёт нас везде, где бы мы ни спрятались, куда б ни забрались. Даже если б мы зарылись в землю… От него нигде не скроешься! Он достанет нас всюду! Ты верно сказал, когда всё это только начиналось, что он не остановится, не отстанет от нас, пока не добьётся своего. Пока не убьёт нас!

Егор помолчал, словно обдумывая услышанное, а затем, криво усмехнувшись, проговорил:

– Может, всё это и верно, и у нас в самом