Кшатрий даже улыбнулся, глядя на спящую девочку.

– И размер у них вроде похож, вот я ей тут вещи принес и ботинки новые. Да чего смотришь? Не померла племяшка-то: уехали они на Новослободскую. А там в Ганзе и своего добра хватает. Не любят тут вашу публику бандитскую, но и не выгоняют, пока не натворили чего. Культура, понимаешь!

Майор раздраженно махнул рукой на все эти этические проблемы сразу, не уточнив, где он конкретно их видал.

Максим слегка толкнул в бок Серафиму, которая без его тепла свернулась в клубочек и продолжала спать. Как котенок. Косички после всех приключений и противогаза больше походили на ямайские дреды, и как их привести в порядок, он не знал. В собственном полупустом мешке расчески сроду не водилось, а сестра сбежала со станции без вещей. Надо бы спросить у майора, вдруг еще какое девчоночье барахло осталось?

– Вставай, соня, пойдем браминов смотреть.

Он надеялся, что брамины окажутся все сплошь седыми пердунами с бородой до пояса, и Симке там не на кого будет пялиться, как на сталкера в столовой. Хоть бы он гомиком оказался, что ли. Или еще какой существенный недостаток…

Зря понадеялся на старцев. Часть Боровицкой у кшатриев все же отвоевали брамины, и среди бело-коричневых колонн серые сутаны мелькали намного чаще, чем полевая камуфляжная форма или мундиры штаба и высших чинов. Там еще, как назло, с утра собрались ученики этого клана собирателей знаний, разного возраста и наружности. Максим рассматривал их с нескрываемым недовольством: вот этому бы, например, не книжку в руках держать, а гранатомет-«муху». Впрочем, нечего лезть в чужой монастырь со своим уставом… Но эту оглоблю точно гнать надо из браминов, если война начнется, каждый ствол на счету будет.

Майор, не обращая внимания на неприязненные взгляды, пересек платформу и подошел к столу, за которым сидел пожилой лысоватый мужчина, зарывшийся не в книги, а в какие-то документы, судя по их виду, бухгалтерские. Не иначе, общак считал. Ильин, не церемонясь, рявкнул погромче, сразу наведя переполох на браминской половине:

– К вам посетители по важному делу.

– Что? А почему ко мне? – брамин не поднимал глаз от бумаг, видно, такие армейские шутки с применением командирского голоса над ухом давно стали для него привычными.

– Потому что у вас архив находится, если я ни с кем не путаю. Ваши балахоны все на один манер.

– А если бы не ваши звездочки на погонах, вас вообще… – он, наконец, поднял голову, потер рукой область сердца и шепотом произнес:

– Анатолий…

Нет, не Анатолий. Но, без сомнения, Белявский. Сколько лет мальчишке? Сейчас уже двадцать пять, не меньше. Первое шокирующее ощущение узнавания прошло, теперь архивариус начал замечать отличия. Анатолий всегда был подстрижен под полубокс, а у этого молодого подобия на лоб свешивается неуставной чубчик. Строгий, подтянутый подполковник никогда не позволил бы себе такой расхлябанной осанки, и уж точно не носил широких штанов с пузырями на коленках. Значит, это его сын. А не его призрак с того света…

– Будем знакомы, Валерий Сергеевич Липенко. А вы… Максим, если не ошибаюсь?

– Не ошибаетесь.

Что-то Максим не помнил этого мужчины среди развеселой компании, которая когда-то завалилась к ним в квартиру, окружая новоиспеченного подполковника Белявского. В этот день, наконец, и увидел тех, с кем отец работал, обмывать звездочки явилось полтора десятка военных. Мама недовольно поджала губы и, взмахнув пояском халата, удалилась в свою комнату. А мужики гудели в столовой допоздна, Максим был уже достаточно большим, чтобы не ложиться спать рано, да никто на этом и не настаивал. Столько людей в квартире не бывало с тех пор, как умер дедушка… А через полгода некоторые из числа тех гостей уже пытались навести порядок в хаосе переполненной Боровицкой, он еле узнавал их, уставших, измотанных до предела, отец тогда говорил об огромной ответственности, лежащей на плечах. И вид у него был, как будто и вправду какой-то вполне осязаемый и вещественный груз придавил подполковника своей тяжестью.

– Ну, если вы уже знакомы… – майор Ильин улыбнулся Серафиме, и с чувством исполненного долга направился, громко топая сапогами, в другой конец станции. Липенко возвел глаза к потолку, хотел сказать что-то нелицеприятное о военных, но сдержался. Все-таки именно Ильин привел к нему молодых людей, все сказанное может очень быстро дойти до майорских ушей. Ему это надо?

– Какие-то проблемы, Максим? И… э-э, как вас… прекрасная незнакомка. Хотите что-то найти в архиве?

– Нет, я хотел найти вас. Расскажите мне, почему отец ушел с Боровицкой. Может, тогда я узнаю, куда он исчез…

Если бы Максим сейчас не смотрел в пол, то заметил бы, что вопрос смутил его собеседника. А Серафима указала пальцем на татуировку.

– Я такую уже видела.

– Здесь половина станции носит такой знак. Так сказать, принадлежность к определенной касте. Знак высшей, между прочим, варны в индийском обществе! В отличие от всяких там… – Липенко снова решил промолчать, незачем этому протеже кшатриев и сыну подполковника знать его отношение к засилью военщины, шли бы они все… на Арбатскую. – А где ты видела такую татуировку?

– На Китай-городе.

– Совершенно исключено! – Валерий Павлович вскочил со стула. – Не мог наш человек находиться на этой станции, слишком далеко. Как его имя?

Самое время было вспомнить о задании смотрящего, о котором Максим думал все меньше и меньше. Политика Китай-города вовсе перестала его волновать. Но выяснить личность брамина все же нужно, не одной Симке это оказалось интересно. Может быть, найдется объяснение и непонятной бумажке, так и не сожженной в пламени костерка на блокпосту. И не расшифрованной до сих пор.

– Он не успел сказать, а документов у него не было. Он умер.

– Вот эту историю я хочу знать до конца, – Липенко повел их в служебные помещения, – извините, в тесноте живем, места не хватает. Вот если вояки наши освободят от своего присутствия Библиотеку… Станцию, в смысле. Им-то что? С этой станции нет выхода наверх, сталкеры ею не интересуются. Все ждут чего-то. Когда Боровицкая лопнет от перенаселения.

– А эта, Александровский сад? – поинтересовался Максим, принюхиваясь к стариковскому запаху комнатенки.

Липенко раздраженно махнул рукой:

– Проходной двор! Ни жить, ни работать нельзя спокойно. И сквозняки… Откуда они под землей?

Несмотря на жалобы, старый ворчун жил, оказывается, в отдельном помещении, места там было немного, но его хватило, чтобы кое-как разместить трех человек. По дороге, отойдя от первого шока неожиданного явления Белявского, смятения чувств и мыслей, уже пустивших не одну шеренгу мурашек по спине, Липенко сообразил, что запрет покидать Полис появился сравнительно недавно, а эта мода на татуировки началась намного раньше. Сначала военные отделили себя от гражданской массы своими двуглавыми орлами, потом и гуманитарии за ними потянулись. В знак протеста, чтобы показать, что и они могут объединиться в сообщество. И словом «библиотекарь» тогда еще никого не пугали.