Подлинность даст независимость. Независимость принесет свободу.

Ты будешь свободна. Свободна от прошлого. Свободна от Джереми. Свободна.

Подлинность принесет свободу.

Эллиот — ключ к подлинности.

Эллиот.

Тебе нужен Эллиот.

Ты не можешь сделать это без Эллиота.

Сейчас он наверняка уже планирует новый взлом.

И это ради добра. Те деньги, которые ты жертвуешь каждому нищему солдату, капля в море по сравнению с его прибылью от украденного. Ты можешь помочь тем солдатам и себе тоже.

Тебе нужен Эллиот.

Эллиот — это ключ.

Тебе нужен Эллиот.

Тебе необходимо увидеть Эллиота.

На этом месте ее рассуждения всегда останавливались. Ей не просто необходимо его увидеть, она нуждается в его помощи. Она не скучает по нему. Не расстраивается всякий раз, когда оказывается, что у почтальона нет от него письма. И когда, после стука в дверь, видит не его на пороге. С тех пор как он приходил, прошло три недели. Он исполнил ее желание, поймал на слове. И отступил в сторону.

Она не ищет причин для возобновления их знакомства. Не ищет! Эллиот Марчмонт очень привлекательный и интригующий мужчина, а то, что он делает в ее фантазиях под покровом ночи, ничего не значит. Она отлично понимает, что между реальностью и фантазией пропасть. Она не хочет его. Нет. Нисколько!

Но он ей необходим. И если ничего не предпринимать, следующей зимой ей снова придется наносить визит Кинсейл-Мэнор. О боже, нет, она этого не вынесет. И это значит, что…

Дебора решительно кивнула самой себе, снова вернулась за стол и вооружилась новым пером. Но не успела она быстро начертать имя Эллиота, как ее обуяла нерешительность. Рассеянно пожевывая кончик пера — ужасная привычка, от которой не избавиться, — она тупо смотрела на висевшую над столом акварель. Она ведь не только единолично закончила их отношения, но и с ужасом осознала, что использовала его милость в собственных целях. По совести она не должна была так поступать, ничего не объясняя. Кроме того, она очень сомневалась, что Эллиот без объяснений согласится взять ее на вторую вылазку.

Чем больше она это обдумывала, тем больше опасалась, что Эллиот откажется с ней разговаривать. Совершенно оправданно, между прочим. Если она отправит письмо с просьбой зайти к ней, проведет ближайшие дни в напрасном ожидании, ибо зачем ему наносить визит, если она очень определенно заявила, что не хочет его больше видеть?

В таком случае она, видимо, сама должна его навестить? Поступок неподобающий, идущий вразрез с традициями, но Дебора сомневалась, что Эллиот обеспокоится по этому поводу. А вдруг не пустит ее на порог? Перед глазами возникла мелодраматичная сцена: она умоляет его впустить ее в дом, а он преграждает ей путь. И даже не улыбнулась, ибо такое развитие казалось ей вполне вероятным.

Она опустила перо, чувствуя, что вся уверенность медленно испаряется. Знакомое ощущение. Когда Джереми уезжал, она столько раз собиралась с силами, чтобы сделать еще одну попытку. Или же сказать, что с их мнимым браком пора покончить ради них обоих. И каждый раз — каждый! — терпела неудачу. Очередное поражение понемногу ее пригибало, как молоток все глубже вгоняет колышек в землю. Она увидела в оконном стекле свое отражение — поникшая согбенная фигурка — и выпрямилась в кресле.

— Свобода, — вслух подбодрила она себя. — Деб, подумай о свободе.

Отправлять письмо нет смысла. Нельзя допускать возможность отказа. Она нанесет Эллиоту визит прямо сейчас, не откладывая. Если его нет дома, она зайдет позже. Если он не захочет ее видеть, не уйдет, пока он с ней не встретится. Они увидятся, и она расскажет. Не все, но достаточно, чтобы убедить его и себя, что у нее для такой просьбы свои причины, пусть и невзрачные по сравнению с его собственными.

Таким образом, приободрившись, она легко взбежала по лестнице к себе в спальню. Осмотрела свой удручающий гардероб, напоминавший выцветшую палитру, пригодную, только чтобы рисовать осеннее море, но тут она ничего не могла поделать. Боясь, что решимость оставит ей, Дебора стремительно сменила платье, привела в порядок волосы и натянула сапожки. Потом застегнула длинную шубку, надела перчатки и шляпку.

Эллиот вернулся в Лондон еще угрюмей, чем уезжал. Он пытался заинтересоваться делами поместья, но управляющий Лиззи слишком хорошо знал свое дело, и он не смог себя убедить, что его присутствие хоть сколько-нибудь необходимо.

Внутренняя опустошенность сделала его раздражительным. Грызло ощущение какой-то незавершенности. И сколько бы он ни старался, Дебора все равно занимала все его мысли и сны. Ее противоречивые поступки завораживали, и он злился на себя. Такая интригующая и соблазнительная женщина, но очень скрытная и сдержанная в проявлении чувств. И явно не желала ничего менять. В одну минуту она дика и безрассудна, а в следующую вспыхивает недоверчивостью. Ее поцелуи были совершенно особенными, но не слишком опытными. Как может быть невинной распутница? Как может такая невероятная и привлекательная женщина считать себя заурядной? Она такая сильная и такая хрупкая. Тень прошлого накрывала ее почти с головой, но она этого не признавала. Страсть и сопереживание — такие чувства она у него вызывала. Она убеждала его ей довериться, но не желала доверяться сама. Бессмысленно думать о ней и бессмысленно бороться с этими мыслями.

За те бесконечные свободные часы, что даровало ему временное отступление, Эллиот множество раз так и сяк вертел в уме случившееся, впрочем безуспешно. И попытки отвлечься на тему своего будущего имели столь же печальные последствия. Ему необходимо придать своей жизни какой-то осязаемый облик, но он понятия не имел какой. Единственный облик, который его интересовал, принадлежал Деборе. «Существует единственный выход, — решил Эллиот, — вернуться в Лондон и возродить Павлина, даже если это вызывает куда меньше энтузиазма».

Дебора появилась точно в день его возвращения. Увидев ее в холле своего дома, Эллиот неожиданно ощутил, как замерло сердце. Сказав себе, что не может выпроводить ее, не выслушав — хотя она, похоже, ожидала именно этого, — он пригласил ее в небольшую гостиную.

Она очень нервничала, пока он не закрыл дверь от любопытного ординарца, сейчас работавшего у него мажордомом. Глаза у нее неестественно блестели, шляпка съехала набок, словно она дергала ее за ленты.

— Леди Кинсейл. Какая неожиданность. — Эллиот отвесил небольшой поклон.

— Дебора. Просто Дебора, — попросила она, вздрогнув от его ироничного тона.

— Не хотите присесть?

— Спасибо. — Она осторожно опустилась на полосатую софу. Приятная комната. Элегантная, под стать хозяину, не показная. Глянув из-под ресниц, Дебора осознала, что успела забыть, какой он высокий. И жесткий взгляд, который в определенном смысле ей нравился. И рот. Тонкая верхняя губа. Складки по углам рта. Она уже забыла, как чувствовала себя в его присутствии. Легкой, нежной, страстной. Женственной.