Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не мы, а вы.
Дебора беспомощно уставилась на него. Он ждал, что она что-нибудь скажет, но она стала отмерять заварку из маленькой деревянной чайницы. И, наливая кипяток в оловянный заварной чайник, все-таки расплескала воду.
— Я принесла только одну чашку.
— Ненавижу чай, — заявил Эллиот и уселся напротив.
Дебора налила себе чаю, сделала глоток и глубоко вздохнула:
— Зачем вы здесь?
Вызывающие нотки в ее голосе не обманули его.
Она нервничала, но обрадовалась его приходу и не смогла этого полностью скрыть.
Эллиот вручил ей газету:
— Я подумал, вас это может заинтересовать.
Дебора стала просматривать заметку, и по мере чтения ее лицо осветилось слабой улыбкой.
— Сегодня утром я уже почти уверилась, что это плод моего воображения. Мне и сейчас с трудом верится, даже несмотря на материальное доказательство.
— К счастью, похоже, никто не знает, что у меня был сообщник, но вам все равно следует проявлять крайнюю осторожность. Никому ни слова, даже случайно.
— Я ничего не скажу, — ответила Дебора, но, вспомнив написанную сегодня сцену, почувствовала себя виноватой. Правда, она себя уговаривала, что изменила множество существенных деталей и никто не сможет ни о чем догадаться. — Но я уверена, бояться нечего. Не думала, что вы такой паникер.
— Я волнуюсь не за себя, а за вас. Моя безопасность меня мало волнует, но я не хочу, чтобы ваша была на моей совести.
— Так не будет. Ведь это я убедила вас взять меня с собой.
— Я бы не позволил себя убедить, если бы сам этого не хотел, — криво улыбнулся Эллиот. — Ну, и как вам такая опосредованная известность?
— Опосредованно, — откликнулась Дебора. — У меня такое чувство, что не я, а кто-то другой спускался вниз по веревке. Хотя должна признаться, совесть меня с опозданием, но забеспокоила. Картина ведь очень ценная.
— И вы переживаете, как я распоряжусь своей неправедной прибылью? — предположил Эллиот. — Не смотрите на меня так, я вас ни в чем не виню. Наоборот, я удивлен, почему вы раньше меня не спросили.
— Стыдно признаться, но, наверное, я не хотела искать причину, чтобы не идти с вами, — призналась Дебора и поставила недопитую чашку. — Почему вы это делаете, Эллиот? В смысле, частично я понимаю почему, ради острых ощущений. Догадываюсь, после привычной обстановки обычная жизнь кажется вам скучной и пресной. Но вы обмолвились, что вас мало волнует собственная жизнь. Неужели хотите, чтобы вас поймали?
— Конечно нет. Да, мне скучно, частично поэтому. Моя сестра считает, что я должен подыскать себе какое-нибудь доходное занятие, и она, скорее всего, права, — поморщился Эллиот.
— Доходное занятие как-то с вами не вяжется. Я не знала, что у вас есть сестра. Она живет в Лондоне?
— В данный момент — да. Лиззи замужем за суровым шотландцем, который желает умыкнуть ее в горы, чтобы рожать их первого ребенка. — Эллиот усмехнулся, радуясь перемене темы. — Представляю, какие у них будут грандиозные битвы со свекровью, и я знаю, на кого поставлю. Лиззи не нуждается в чужих советах и не имеет желания претворять их в жизнь.
— Мне бы хотелось иметь сестру, — с задумчивой улыбкой сказала Дебора. — У меня нет родных. Родители умерли, когда я была совсем маленькой. После их смерти моим опекуном стал дядя, а он был закоренелым холостяком. Когда я вернулась к нему после пансиона, он не знал, что со мной делать. Ему не нравился Джереми. Он говорил, что тот женится на мне только из-за наследства, но не слишком-то пытался остановить. «Стели постель, как тебе заблагорассудится, но не прибегай ко мне, если покажется слишком жестко», — сказал он мне тогда. Хотя не то чтобы я собиралась, — заключила она и невесело улыбнулась.
«Понимает ли она, что последним предложением выдала себя в головой?» — подумал Эллиот, тронутый ее гордостью. И испытал за нее гнев.
— Он сейчас жив?
Дебора покачала головой:
— Он умер пять лет назад. Выйдя замуж, я редко его видела. Я часто думаю, что надо было попытаться с ним сблизиться. — Удивительно, как сильно в ней до сих пор чувство вины. Она миллион раз говорила себе, что дядя Питер никогда не пытался поддерживать с ней отношения, но все бессмысленно. Она боялась подпустить его к себе, держала на расстоянии, как и всех остальных. — Не понимаю, почему мы затронули эту тему, — резко сказала она. — Моя довольно жалкая жизнь вам, безусловно, неинтересна.
— Мне интересны вы, Дебора.
Она сосредоточенно стала убирать выбившийся локон и опустила голову, пряча порозовевшие щеки.
— Можно придумать множество более интересных тем.
Эллиоту очень хотелось продолжить данную, но интуиция подсказывала, что это неразумно. Выманивание секретов его вторая натура. Уметь вовремя остановиться и не выдать, как много ты уже знаешь, настоящее искусство, он владел им в совершенстве. «Хотя, надо отметить, — иронично признал он, — Дебора дала бы сто очков вперед любому подкованному дипломату».
— Значит, вы хотите знать, зачем я изобрел Павлина? Это более интересная тема?
Дебора кивнула:
— Если она для вас не слишком личная. Мне интересно, вы меня озадачили. Тщательно выбираете свои жертвы. У вас с ними личные счеты?
— С чего вы взяли? — резко спросил Эллиот.
— Не знаю. — Дебора нахмурилась. — Думаю, мне просто трудно поверить, что вы делаете это ради личной выгоды. Предпринять столько вылазок из банального желания острых ощущений? Будь это так, вам бы уже давно наскучило это дело.
— Вы очень проницательны. Будем надеяться, что джентльмены на Боу-стрит и в подметки вам не годятся.
— Джентльмены на Боу-стрит не располагают моими сведениями. Это действительно слишком личная тема? Я пойму, если вы не захотите ее продолжать.
Эллиот побарабанил пальцами по подлокотнику. Интуитивно он чувствовал, Деборе можно доверять, однако здравый смысл подсказывал, что он недопустимо рискует. Нет, вряд ли она его намеренно выдаст, но какое-нибудь опрометчивое замечание в неудачной компании… как можно быть уверенным, что она этого не допустит?
Он знал, Дебора закрывалась как устрица и, по ее собственному признанию, жила отшельницей. Кроме того, ему хотелось ей рассказать, чтобы она знала.
— Вы правы насчет моих жертв, — сказал он. — Я действительно очень тщательно их выбираю. Все они в какой-то момент были ответственны за снабжение армии, точнее, его отсутствие. Медикаменты, доктора, санитары, сапоги, основной паек, лошади. Больше всего лошади. Они держали нас на голодном пайке практически во всем перечисленном. А что еще нужно армии, кроме оружия? И не важно, если вы не можете доставить его к полю боя, перевезти в госпиталь раненых, когда оружие дает осечку. Думаете, их это волновало? Отнюдь, — категорично заявил он. — Мне известно доподлинно, поскольку все мои письма, протесты и отчеты в свое время натыкались на глухую стену. А теперь… ну, теперь война закончена, и все хотят об этом забыть, так что в протестах смысла еще меньше.