кусты. Мы шли впереди, справа от дороги, в десяти метрах от всех. Чем круче поднимался склон, тем чаще приходилось сворачивать в лес. Вскоре наступила полная неразбериха. В темноте по склону между деревьями и кустами сновали спецназовцы в поисках товарища, который должен был идти впереди, и шептали: «Эй, ты, ау, ты где?» Впрочем, больше ничего не было слышно, обстрел стих, видимо, для того, чтобы дать возможность другому отряду начать наступление вверх по склону. Нам надо было вскарабкаться на этот чертов склон. Почва была песчаная и сухая, иногда с выступающими камнями. Чем дальше мы продвигались, тем чаще возникал вопрос, почему мы не идем по дороге, она была узкой, однако ночь стояла темная, безлунная. Наверное, потому, что, карабкаясь по лесу, мы больше походили на спецназ. Моя винтовка очень длинная и не пригодна для восхождения. В конце концов решили скосить и влезть прямо напротив, избежав таким образом петляния по дороге. Так труднее, зато никто не потеряется и мы, может быть, выиграем часок-другой. Мы шли уже битый час, а продвинулись всего-то на несколько сотен метров. Надо было прийти наверх до восхода солнца, иначе нас перестреляли бы, как зайцев, на выходе из леса. Мы предупредили двух ребят, которые следовали за нами и начали взбираться. Всякий раз, как мы пересекали дорогу, мы пробегали этот участок. Склон оказался действительно очень крутым, и со всем нашим снаряжением мы истекали потом. Мы думали о нашем товарище, который тащил пулемет: наверх ему никогда не взобраться. После двух часов идиотского подъема мы и не заметили, как вышли на вершину. На самом деле мы срезали от дороги слишком на запад и теперь оказались на берегу мыса. Вдали у моря виднелись огоньки. Сосновый лес тянулся до деревни, не помню, стояла ли там пара ферм, карты у меня не было. В какой-то момент мы заметили, что внизу по дороге идут наши, им, видимо, все изрядно надоело. Их было отлично видно, я мог бы их подстрелить одного за другим так, что никто бы и не заметил. С моря дул свежий ветер, на опушке леса пахло соснами, мятой и эвкалиптом. Местность застыла в тишине, казалось, мы просто пошли в поход. Другие подразделения еще не начали атаковать, не было слышно ни звука. Мы углубились в чащу, шагая на восток к деревне, заря уже занималась.

По ровной земле идти получалось быстрее, даже если не по тропинкам. Через полчаса мы вышли из леса, небо уже разливалось бледно-серым цветом. Слева перед нами у основания пологого склона выползала дорога; справа стояли несколько домишек, а напротив темнела совершенно безмолвная деревня. Судя по всему, несмотря на шум и гам нашего подъема, для жителей это оказалось полной неожиданностью. Мы кое-как сосредоточились на поляне, а затем развернулись вправо и влево от крайних домов, как и было задумано. Я вычислил справа крышу повыше остальных и сразу выбрал ее в качестве огневой точки, потому что оттуда сверху можно было держать под контролем большинство улиц, спускающихся в долину. Деревня оказалась на три четверти разрушена, видимо скорее нашими снарядами, чем вчерашними боями. По мере того как занимался день, начали явно проглядывать темнеющие очертания, пробитые крыши, дым, курящийся из дыр рухнувших домов, и трупы, десятки трупов и человеческих останков, устилавших землю подобно хворосту. У входа в деревню — несуразное месиво из кусков и частей тел, огромные красноватые выплески на стенах, но ни единого следа врага.

К половине шестого или шести мы догнали другой отряд, поднявшийся из долины. Половина бойцов тоже растерялась в темноте. Мы вместе прошли по улицам мимо дымящихся развалин; парни с зелеными раскрашенными лицами посреди несчастного поселка, почти стертого с лица земли, выглядели посмешищем. Все трупы были телами мирных жителей. Их, наверное, уничтожили накануне и оставили на месте, чтобы наша бомбардировка их разметала. Мы вошли в некоторые сохранившиеся дома и не нашли ни души.

На деревенской площади мы обнаружили две смоковницы, наполовину вывороченные из земли, и еще одну груду трупов. Видно было, что снаряд попал в середину этой кучи и раскидал тела лоскутами по четырем углам площади. Многим парням стало плохо, их вывернуло. Во всех этих солдатах без противника, блюющих посреди горы мертвецов, было что-то комичное. Я спустился ко входу в деревню со своим напарником, что нас и спасло. Не успели мы пройти и пятидесяти метров, как услышали свист и громкий взрыв, за которым почти сразу же последовал второй, потом третий. Мы автоматически бросились на землю и поползли по-пластунски в поисках укрытия. Повсюду рвались снаряды разнообразных калибров. Мы, пригибаясь, пересекли деревню до скалистого берега. Снаряды рвались каждую секунду, за спиной ощущалось дыхание взрывов, толкающих нас сзади, подобно раскаленной руке. Один осколок прошел через мой рюкзак и форму, и я почувствовал боль в верхней части спины. Все заволокло дымом и языками пламени, мы оглохли и ослепли. Я инстинктивно нырнул из деревни в лес, бросился в чащу прямо по склону, заскользил по иголкам, набрал скорость, покатился кубарем, упал, стукнулся обо что-то головой и потерял сознание.

Я недолго лежал в обмороке, максимум несколько минут. Посреди лба выросла здоровенная шишка, которая немного кровоточила. Я снял рюкзак, через него прошел осколок, и он почернел, но, судя по всему, спас мне жизнь. Осколок прорвал ткань, продукты и даже разломил надвое запасной магазин так, что ни один патрон не взорвался и бинокль не разбился, только по счастливой случайности немного покорежился. Я не мог посмотреть, что у меня со спиной, видимо ничего серьезного; потрогал рукой: там побаливало, крови, скорее всего, не было. Я скатился метров на пятьдесят и очутился под деревьями в безопасности; только наверху ухал обстрел. Мой напарник, вероятно, был где-то поблизости, я видел, как он тоже прыгнул с уступа, где стояла деревня. И тут меня разобрала злость на наших офицеров, которых задурили нас, как доверчивых новичков: противник знал, что долго не продержится, решил отступить ночью в соседнюю долину и подготовить свою артиллерию в ожидании нас, не теряя ни единого человека. Ночью к ним тоже, видимо, подошло подкрепление, и наверняка тоже танки и орудия. И они нашли им отличное применение. Это было тем более досадно, что мы не сделали ни одного выстрела и не увидели ни одного из этих мерзавцев. Ожидание было им только на руку.

До меня добрался напарник, осколок попал ему в руку, и кровь лилась рекой. Я помог ему перевязать рану, и мы