Впоследствии, в сражениях с панцирной польской конницей, буквально сметавшей все на своем пути длинными тяжелыми пиками, воевода Скопин-Шуйский будет широко использовать деревянные укрепления-острожки, за которыми пешие воины чувствуют себя неуязвимыми.

А тем временем к Туле стягивалось все царское войско, приехал сам Василий Шуйский. Началась затяжная осада, которая и позволила собраться с силами новому самозванцу – Лжедмитрию II. Осенью 1607 г., после падения Тулы, началась война с новым опасным врагом. Но разворачивалась она неторопливо, на далеком Северском рубеже, велась небольшими силами. Сам же Василий Шуйский возвратился в Москву.

Всю зиму провел в столице и Михаил Скопин-Шуйский – гордый недавно пожалованным боярским чином (немногие были удостоены такой чести в ранней молодости), обласканный царем. Михаил женился на Александре Васильевне Головиной, а вскоре, в январе 1608 г., когда состоялась свадьба царя Василия Шуйского, вся семья Скопиных-Шуйских приняла участие в свадебных торжествах, причем на самых почетных местах. Михаил был одним из «дружек», его жена – свахой со стороны невесты, мать опять оказалась в числе «сидячих боярынь за большим столом».

Царь Василий словно демонстрировал единство родственного клана князей Шуйских, привечая племянника, «молодшего», уделом которого было верное и безропотное выполнение велений «старейшего». Именно этого он потребовал, когда в Москву после сокрушительного поражения под Волховом возвратился с жалкими остатками войска брат царя Дмитрий. Нужно было спасать положение, и навстречу самозванцу вышло войско во главе с Михаилом Скопиным-Шуйским. Он получил точные указания, где встретить интервентов – на Калужской дороге. Это решение было принято без предварительной разведки и оказалось неверным. Ненадежность войска, собранного наспех, из тех сил, которые оказались под рукой, сыграла роковую роль…

Стремительными маршами Михаил Скопин-Шуйский пошел на юг и остановился на речке Незнайке, за Окой. Только здесь он, организовав дальнюю разведку, узнал, что прямо на Москву самозванец не двигается, он направился «не тою дорогою». Была еще возможность помешать противнику – ударить по войску «царика» с фланга и с тыла, если действовать решительно и быстро. Но здесь в события вмешался еще один неожиданный фактор: ненадежность войска и нежелание части бояр и воевод сражаться с самозванцем. «В полках же начала быть шатость, – сообщает по этому поводу летописец, – хотели царю Василию изменить князь Иван Катырев да князь Юрий Трубецкой, да князь Иван Троекуров и иные с ними».

Михаил Скопин-Шуйский сумел справиться с «шатостью», арестовал и отправил под стражей заговорщиков в Москву. Князья-изменники были разосланы по тюрьмам в отдаленные города, соучастников заговора царь казнил. Но время было упущено, «царик» уже приближался к столице. Можно было и дальше действовать в тылах армии самозванца, перерезая дороги из Северской земли и из Литвы, но царь Василий Шуйский, испуганный очередной изменой, поспешил отозвать рать в Москву.

В Москве князь Михаил Скопин-Шуйский получил почетное назначение – воеводой большого полка, участвовал в летних боях на подступах к столице, но сколько-нибудь существенной роли не играл. Командование войсками оставил за собой царь, он придерживался пассивной тактики – стоял укрепленными лагерями между Тушином и Москвой, вел оборонительные сражения с тушинцами, а потом заперся за стенами столицы. Тогда-то и был послан на север Михаил Скопин-Шуйский – выручать блокированного в Москве царя.

Посольство пробиралось на север по лесам, окольными дорогами, минуя города, – отряды тушинцев уже разошлись по стране, подчиняя «царю Дмитрию» уезд за уездом. Конечно, полторы сотни отборных всадников, охранявших посольство, могли справиться с шайками грабителей или сторожевыми заставами, но встреча с крупными отрядами интервентов или «тушинских воров» могла оказаться гибельной. Обстановка оставалась неясной. В чьих руках Тверь и Торжок, стоявшие на новгородской дороге? За кого будет Псков? Какова обстановка в самом Великом Новгороде? В Москву приходили вести, что новгородцы недовольны государевым воеводой Михаилом Татищевым.

Тревожиться действительно было о чем. Не успел Михаил Скопин-Шуйский приехать в Новгород, как стало известно о псковской измене. Псковичи впустили в город тушинского воеводу Федора Плещеева и присягнули самозванцу. «Передался» самозванцу и Ивангород, неспокойно было в Орешке. Опасались мятежа в Новгороде. Новгородский воевода Михаил Татищев и дьяк Ефим Телепнев советовали Скопину-Шуйскому вместе с ними уйти из города. 8 сентября они тайно покинули Новгород и поехали к шведскому рубежу.

Этот вынужденный шаг оказался правильным. Волнения в Новгороде действительно начались, правда борьба между сторонниками и противниками царя Василия Шуйского закончилась победой первых, и новгородское посольство отправилось вслед за Скопиным-Шуйским. Новгородские послы догнали его под Орешком и торжественно «целовали от имени всего Новгорода крест на верность. Скопин-Шуйский торжественно вернулся в Новгород – уже не незваным гостем, а по просьбе властей и „пятиконецких старост“»[9].

Михаил Васильевич Скопин-Шуйский стал признанным вождем Русского Севера, и в Тушине быстро поняли опасность. В ноябре 1608 г. гетман Ружинский послал на Новгород пана Кернозицкого с большим отрядом копейщиков, другой отряд тушинцев занял Старую Руссу, перерезав Московскую дорогу.

У Скопина-Шуйского было всего лишь 150–200 всадников посольской охраны, вся надежда была на новгородцев.

Они не подвели. В своей «отписке» царю Михаил Скопин-Шуйский сообщал, что новгородцы «служат и прямят» и «многих воров побивают и живых емлют». 4-тысячный отряд полковника Кернозицкого бесполезно простоял под городом почти 2 месяца.

Вначале января 1609 г. на помощь Новгороду вышли 2 рати: Степан Горихвостов с 1 тыс. воинов из Тихвина и Евсей Рязанов из онежских погостов. 11 января 1609 г. Кернозицкий снял осаду Новгорода и поспешно отступил. Михаил Скопин-Шуйский имел теперь возможность свободно сноситься с другими северными городами и «строить рать».

Но общее положение оставалось весьма тяжелым, власть тушинского «царика» распространилась на значительную часть страны. Гетман Ян Сапега с большим войском осаждал Троице-Сергиев монастырь. Пан Лисовский засел в Суздале. Власть самозванца признали Переяславль-Залесский, Ярославль, Владимир, Углич, Кострома, Галич, Вологда и другие города, интервентами были разорены Шуя и Кинешма, взята Тверь. Верными Москве остались Коломна, Переяславль-Рязанский, Смоленск, Нижний Новгород, Казань, Устюг, сибирские города. Таким образом, весь центр Российского государства, за исключением Москвы и нескольких других укрепленных городов, оказался в руках интервентов, верные царю силы были оттеснены на окраины. Отсюда должно было начаться освободительное движение, но условия для его широкого развертывания созрели не сразу. Потребовались месяцы, чтобы за щедрыми обещаниями «царя Дмитрия» народные массы разглядели жестокий облик иноземной интервенции.

Все передвижения отрядов интервентов сопровождались насилием и жестокостью. Даже города, добровольно признавшие власть самозванца, подвергались разграблению. Не щадили интервенты и русских феодалов. Думный дьяк Петр Третьяков, которому пожаловал поместье сам «царь Дмитрий», писал гетману Сапеге, что его село Васильевское «выпустошили и крестьян высекли». Князь