Я думал о сиесте, и это была хорошая идея, поэтому я сел на пыхтевший оранжевый автобус номер шестьдесят четыре. Зря я это сделал. Шестьдесят четвертый — один из самых популярных маршрутов в Риме, проходящий из Ватикана через Тибр до площади Венеции, а оттуда он поднимается вверх, на холм, к огромной железнодорожной станции Термини. Это, вероятно, самый небезопасный автобусный маршрут в Риме, поскольку на нем всегда полно туристов и всякого сброда — одиночных стервятников и организованных групп, которые грабят туристов. Обычно я не вмешиваюсь в чужие дела, но в тот день, увидев молодого латиноамериканца, который протискивался к двум беззаботно болтавшим монахиням в черном старомодном одеянии с капюшонами, похожими на шоры, чтобы вытащить у них бумажники, я начал проталкиваться вслед за ним.

Поставив чемодан Карузо между ног на случай, если мне понадобятся обе руки, я сказал ему:

— Потревожишь сестер, и я сломаю тебе руку.

Секунду он смотрел на меня, в его карих глазах мелькнула вспышка тревоги и исчезла так же быстро, как появилась. Вероятно, он решил, что ничего не слышал, ибо в следующую секунду его рука юркнула в сумку стоявшей к нему спиной монахини.

Не то чтобы я обиделся на то, что он счел мое заявление пустой угрозой, ничего личного, однако я со всей силы наступил на ногу латиноамериканцу. Когда он на ломаном итальянском начал возмущаться, я двинул ему разок по почкам — хороший такой удар, короткий, но резкий. Он побледнел, а я на минуту ощутил себя королем, но в следующую — дураком, потому что, когда этот парень, хромая, вышел на следующей остановке, то же сделал его напарник. Он-то и унес черный компьютерный портфель Карузо.

Так мне и надо. Будь это чем-то менее ценным, я бы смирился и счел это запоздалым дополнением к моему римскому образованию. Но портфель был не мой, и он был самым вероятным ключом к разгадке убийства. Я рванул прочь из автобуса. Человека, которого я ударил, тошнило в сточной канаве.

Его напарник быстро удалялся по тихой стороне улицы, держа портфель в правой руке. Он даже не оглянулся, но когда услышал, что я бегу за ним, метнул через плечо быстрый взгляд и помчался прочь. Он был моложе меня на два десятка лет, однако портфель был тяжелым, и бежать с ним было неудобно, а меня подгоняли адреналин и чувство досады.

Когда он скользнул на боковую улочку, больше похожую на переулок, я почти нагнал его. Я попытался схватить его за воротник, промахнулся, отстал на расстояние шага, и в этот момент он сделал отчаянный рывок. Когда мы добежали до небольшой площади с фонтаном с четырьмя бронзовыми черепахами, он швырнул портфель к мраморному основанию фонтана. Я услышал, как в портфеле что-то хрустнуло, и он соскользнул в воду.

Надо было остановиться. Да-да, я знаю. Но я был взбешен и, поднажав, догнал маленького ублюдка, прежде чем ему удалось выбежать с площади. Затем я вернулся и вытащил из воды портфель. Он здорово намок.

Когда я вернулся в общежитие колледжа святого Дамиана, на этот раз на такси, то обнаружил, что компьютер разбит на мелкие куски и восстановлению не подлежит. Но я быстро высушил дискеты, журналы фанатиков и, конечно, порнографические журналы. Это не пострадало. А что вор будет делать со сломанным носом — его дело.

Воришка еще легко отделался, а я вечером того дня, обняв бутылку с приятным содержимым, погрузился в чтение вороха журналов, которые я нашел в комнате Карузо. Под конец чтения я ощутил нешуточную ожесточенность. Прямо как католический коммандо. Наполовину вербовочная брошюра, наполовину журнальчик для внутреннего пользования, «Радар» провозглашал себя «стартовой платформой для беспокоящихся за веру католиков в компьютерную эру». Истинные католики, узнал я, «следуют за Богом подобно тому, как реактивный снаряд преследует цель. Бог — наша цель, наша единственная цель».

Страшная штука: прямо под картинкой домашней интернет-странички «Ключей», изрыгающей агрессию, «Радар» объяснял, как узнать номера телефонов и адреса врачей, делающих аборты, а потом разместить их в Интернете. Предлагался образец почтового и электронного послания, предназначенного для «детоубийц», как их называл «Радар», и варианты коротких оскорбительных текстов для телефонных звонков.

Журналы рассказывали читателям, как оказывать давление на епископов, чтобы «те правильно голосовали ради общего дела католической церкви» на своих собраниях. «Радар» убеждал прихожан доносить на приходских священников, которые слишком либерально относятся к средствам контроля рождаемости: «Если вы услышите о священнике, который отпускает грехи тем, кто пользуется противозачаточными средствами, встать у него на пути — ваш долг».

Одна занятная статья была озаглавлена так: «Как разоблачить разведенного католика или католичку, причастившегося, не имея на то права». Вы должны были встать во время причастия, указать пальцем и крикнуть: «Остановите этого грешника!» Но только после того, как вы «соответствующим образом предупредили потенциального нарушителя до начала богослужения, если это было возможно».

Журнал рекомендовал и «прямые методы воздействия» во всех случаях, касающихся единственной истинной веры. Одна из статей, которую я прочел с особым вниманием, описывала, как следует создавать на местах наблюдательные комитеты для проверки соблюдения священнослужителями данного ими обета безбрачия. Может, статья прямо и не призывала к насилию, но «Ключи» не только оправдывали насилие, но считали это самым простым способом защитить нашу веру.

Текст изобиловал жесткими заявлениями в интересах единственно истинной веры, однако подобные журналы были, без сомнения, странным чтением на ночь для подающего надежды ватиканского гражданина, прекрасно умевшего аргументировать, по утверждению его старинного друга — папы, и вместе с Треди работавшего над «кое-какими церковными вопросами…»

Невысокий человек, стоявший в глубокой яме в полу цокольного этажа, раздраженно произнес:

— Как вы уже заметили, я очень занят.

В отличие от меня, все ватиканские полицейские прошли «школу обаяния», и из всех них Галли был самым способным.

— Мы понимаем важность, которую имеет ваша работа, святой отец, — сказал он, — но церковь чрезвычайно озабочена этим делом, и ваше содействие весьма желательно.

С кротким вздохом Густаво Видаль выбрался из ямы, вытащил из кармана своей спортивной рубашки сигарету без фильтра из черного табака, прикурил от красной пластиковой зажигалки и глубоко затянулся. Это был человек немного моложе пятидесяти, маленький, его рост едва превышал полтора метра, с плоским лицом, нахмуренными бровями и густыми черными волосами. Его грудная клетка, напоминавшая бочку, и могучие плечи довершали безошибочный образ.

Видаль был из воинов-инков, по чистой случайности воспитанный в миссии британских священников в Андах. Потом в Кембридже он занялся археологией и, пройдя курс обучения совершенно иного свойства в самой серьезной семинарии Великобритании, был рукоположен в священники. Я был рад, что мы говорили по-итальянски.

Видаль работал в том же монашеском братстве, что и Карузо, и жили они в одном и том же доме вместе примерно с двумя десятками других священников. В тот день мы обнаружили его не где-нибудь, а в недрах церкви Сан-Клементе, одного из самых легендарных храмов в Риме, расположенного на трех уровнях чуда, где набожные римляне молились — то одному богу, то другому — на протяжении двух тысячелетий. Когда-то гладиаторы совершали здесь жертвоприношения, перед тем как перейти дорогу и убить друг друга в Колизее.