Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Работаю три партии, - с гордостью сообщила мама. - Слушай, какой дивный город Париж! Единственный в мире. А люди... Все приветливые, сердечные! На улицах только и слышно "мерси", "пардон", "силь ву пле, мадам"... А какие слушатели! Какие партнеры! И голоса, и очень-очень галантны. - Мама засмеялась не без лукавства, - - Ну ладно, скоро увидимся. Я тут тебе всего накупила: и туфли, и джемпер, и.., нет, не скажу, а то не будет сюрприза. Олегу, конечно, тоже кое-что купила.
- Зачем, мамуля? В Москве теперь все есть.
- Енот - да не тот, - снова засмеялась мама. - Уверена, ты будешь в восторге! Целую.
Мама повесила трубку.
Вот и еще один образ жизни, тоже им недоступный.
* * *
Фирмач из Таиланда оказался щуплым, маленьким старичком в белом чесучовом костюме. Коричневое сморщенное лицо, очки в тонкой золотой оправе, лаковые, с узкими носами башмаки, золотой "Ролекс", свободно болтающийся на хлипком запястье. И - главное - глаза: два черных блестящих буравчика, впившихся в контрагентов с жесткой, неумолимой проницательностью и силой.
Контрагенты же, несмотря на прохладу - вовсю старался кондиционер, сидели напротив и дружно потели, должно быть, от страха. Лучше всех держался Витек - тот самый гэбэшник, что "проложил дорожку в Германию", но и у него то и дело лоб покрывался испариной. А уж Геночка-то... Ерзал и отдувался, промокал шею белоснежным платком и за все время переговоров не сказал ни слова - таращил глаза и молчал. Беседовали двое - старичок и Виктор. Олег успешно переводил.
Рита оказалась права: старичок излагал свои мысли просто и внятно, короткими, четкими фразами. Да, в его стране оптовые цены на технику правда, не последнего поколения - много ниже, чем даже в Южной Корее, а качество - выше.
- Почему? - старался сбить с фирмача спесь опытный Виктор.
Фирмач раздвинул губы в холодной улыбке.
- Хороший вопрос. - Очки сверкнули на солнце, и он стал похож на слепца. - Исторически так сложилось.
Это была единственная философская фраза, да и та - не из сложных. В основном же в разговоре мелькали марки магнитофонов и диктофонов и цифры, цифры, цифры... Их фирмач писал на бумаге, подвигая листочек к Виктору, а Олег в это время отдыхал. Потом заговорил Виктор, и переводить стало трудно: Виктор жаловался на трудности и проблемы, мелькали словечки "фрахт", "растаможить", "дать в лапу", и хотя Олег как следует подготовился и кое-что предвидел, пришлось здорово попотеть - и в прямом, и в переносном смысле слова.
Бесшумно открылась дверь. Ниночка, в строгом костюме, осторожно ступая на туфлях-копытцах, вкатила столик.
- Кофе? Пепси? - живо спросил Виктор.
- Минеральной, пожалуй, - устало прикрыл глаза фирмач.
Выпили из солидарности минеральной. Помолчали.
- Ну как? - на втором дыхании заговорил Виктор. - Скинете пять процентов? Возьмем тогда два контейнера. И вообще, будем сотрудничать - не только по мелочам, а?
Последняя фраза была самой важной, ключевой в их беседе, хотя произнесена была как бы и между прочим. "Так вот почему им понадобился "свой" переводчик", - понял Олег.
Старичок рассмеялся дробным, металлическим смехом.
- The last, but not least.
- Что он сказал? - привстал от волнения Виктор.
- "Последняя фраза по счету, но не по значению", - перевел Олег.
- Это чегой-то? - подал голос Гена.
- Что договоритесь не только о магнитофонах, - рискнул объяснить Олег.
Старичок внимательно смотрел на Виктора. Гену с Олегом как бы не замечал.
- Хорошо, - тихо и медленно, очень ровно сказал он. - Будем считать, что договорились. Как там у вашего Киплинга? "Восток есть Восток, а Запад есть Запад; им никогда не сойтись!" Он не совсем прав, ваш Киплинг. Коммерсанты всегда найдут общий язык.
- О да! - разулыбался, выслушав перевод, Виктор.
Повисла пауза. Слышно было, как бьется о стекло пробившаяся контрабандой муха. "Убью!" - подумал об уборщице Виктор.
- Понравилась вам Москва? - спросил вдруг багровый от волнения Геночка.
Он сочинил эту фразу еще вчера - Валя ему подсказала - и все думал, в какой момент удобно спросить. Теперь, когда все молчали и все уже было сказано, решил, что пора и ему внести в общение свою скромную лепту.
- Как все столицы, - непонятно ответил фирмач.
- А церкви? - не отставал обученный Валей Геночка. Да и обидно почему-то стало за Родину.
- Да, у нас же церкви! - обрадовался инициативе товарища изнемогший от праведных трудов Виктор. - Наши девушки вам покажут, - многозначительно улыбнулся он, но старик не понял намека или не пожелал понять.
- Спасибо, - скучно сказал он. - Ночью самолет, надо и отдохнуть. Возраст...
Он встал, и все встали тоже. Прощались церемонно и долго: жали руки, почему-то по-японски кланялись в пояс. Фирмач удивления своего никак не выдал.
- Ну ты даешь! - восхищенно заговорил Гена, когда закрылась за Виктором и фирмачом дверь. Гена хорошо знал лишь один язык - матерный, русский - на троечку, иностранные же языки приводили его в священный трепет и на владевших ими он смотрел как на полубогов. - Во даешь! - восхищенно повторил он. - Прям как по-русски! - Гена вытащил из кармана конверт. - На, получай. Заработал!
- А ведомость? - наивно спросил Олег. - Расписаться-то где?
- Какая там еще ведомость? - удивился Гена. - Какие такие росписи? У нас тут по-свойски, по-домашнему. Слушай, а кто такой.., этот, как его.., ну который что-то там говорил о востоке и западе?
- Киплинг?
- Во-во...
Ответить Олег не успел: вернулся Виктор.
- Фу-у-у, ну и хмырь... Ничего человеческого!
А ты молодец. - Это уже Олегу. - Будем держать тебя на прицеле.
- На прицеле?
Холодком повеяло от этого слова: уже ходили по Москве, набирали силу слухи - о том, как быстро, а главное, кардинально решают свои проблемы коммерческие структуры.
Виктор сел, расставив колени, широко зевнул.
- Эх, и надерусь я сегодня! Уедет зануда - и надерусь. Вы с Генкой, что ль, корешуете? Ген, тебе премиальные: здорово чешет твой брательник по-аглицки, я следил.
- А вы что, понимаете? - осмелился спросить Олег.
- Чуток, - скромно ответил Виктор. - Значит, так: если что - позовем. Не обидели?
- Чем? - не понял Олег.
- Баксами не обидели?
- Нет.
Олег невольно сунул руку в карман, пощупал драгоценный конверт.
- Слышь, подкинь-ка ему еще, - благодушно распорядился Виктор.