– Что у вас вышло? – не понял Венчик.

– Што надо, – проворчал Лёха. – Значица, так… Стой тутока и жди. Я чичас!

Венчик не успел ничего уточнить, как тот развернулся и быстро зашагал в глубь деревни. Парень огляделся, увидел лежащее неподалеку бревно, подошел к нему и уселся, приготовившись к ожиданию непонятно чего.

Ждать пришлось не так уж долго. Лёха вернулся. Но не один – с ним пришел молодой долговязый мутант с шарообразной, маленькой, покрытой язвами головой. Внимание Венчика привлекли круглые, как у совы, глаза парня и очень длинный, загибающийся книзу нос. Он вообще был похож на большую бескрылую птицу, даже смотрел как-то по-птичьи, почти не моргая, склонив чуть набок голову.

– Вот, – пихнул Лёха круглоглазого в плечо. – Ежели удумает, пущай он летит.

– Тебя как зовут? – спросил Венчик и протянул парню руку. – Меня – Вениамин. Можно Венчик.

– Сергей, – неуверенно пожал его ладонь долговязый. – Можно Цапл.

– Как?.. – едва удержался от смеха Венчик, но, мотнув головой, поспешно сказал: – А! Понял. Я тебя Серёгой буду звать. Идет?

Цапл в ответ кивнул и спросил:

– Лёха говорит, ты из Устюга. Так ли?

– Так. А он сказал, зачем я здесь?

– Всё я ему сказал! – встрял в разговор Лёха. – Што ищешь для Сашки, кого она в Устюге учить станет.

– Так ли? – снова спросил Цапл, уставившись на Венчика немигающим взглядом.

– Так, – кивнул тот. – Только он сказал, зачем это?

– Сам сказывай, – махнул рукой Лёха и даже шагнул в сторону: мол, я тебе товар доставил, а пробу уж ты сам снимай.

Венчик подробно рассказал Цаплу о Сашином замысле, а потом спохватился:

– Погоди… Мне сначала нужно твои способности проверить. Вдруг ты вообще к учебе неспособный.

– Да вроде не дурак, – сказал тот. – Меня бабка в детстве буквам учила, и считать я маленько могу.

– Так это же замечательно! – потер руки Венчик. – Сейчас проверим… Нет, подожди, я о самом-то главном еще не спросил: ты сам-то хочешь в Устюге поучиться, а потом вернуться к ди… в смысле, сюда и ходить по деревням, учить людей?

– Конечно, согласен, – чуть с хрипотцой, явно волнуясь, ответил Цапл. И это волнение было таким непритворным, что Венчик просто расцвел.

– Дай, пожалуйста, учебник, – повернулся он к Лёхе.

– Чаво те дать? – заморгал тот.

– Ну, книжку, что я тебе отдал.

– Так я их в избе оставил. Пошто, думаю, таскать-то – помну ишшо али изгваздаю…

– Принеси, пожалуйста, – попросил Венчик, и когда Лёха, бурча что-то под нос, удалился, сказал Цаплу: – А мы, Серёга, чтобы время зря не терять, давай пока что-нибудь посчитаем.

– Давай, – тряхнул головой тот. – Могу нас посчитать. Ты да я – это раз и два.

– Молодец. А когда Лёха вернется, сколько нас будет?

– Ты да я – так и останемся, ежели ты не уйдешь.

– Нет, я имею в виду не нас с тобой, – замахал руками Венчик, – а сколько тут будет стоять человек вообще?

– Откуда же мне знать? – округлил и без того круглые глаза Цапл. – Вдруг еще кто придет? – Парень неожиданно рассмеялся. – Да шуткую я! Три нас будет.

– Ага, – обрадовался Венчик. – А если еще трое придут?

Цапл призадумался, начал шептать под нос и загибать пальцы, а потом выдал:

– Шесть. Правильно?

– Правильно. С тебя, похоже, толк будет. Сейчас только на буквы тебя проверю еще – вон, Лёха как раз возвращается.

– А покуда он не вернулся, ты мне вот еще что скажи, – тронул Цапл Венчика за рукав. – Лёха говорил, что ты прилетел. Это он тоже шутковал?

– Нет, я и правда прилетел.

– Как это?..

– Ну… – Венчик растерялся. Он совсем не подумал о том, что Серёге тоже сейчас придется лететь. А вдруг он настолько испугается Стёпика, что категорически откажется?.. Нужно было не с проверки знаний начинать, а как раз с этого! Впрочем, какая разница, с чего… И, набрав в грудь воздуха, будто собираясь нырять, он выдохнул: – На драконе. Знаешь, как в сказках? Только этот огнем не плюется и вообще добрый.

Цапл неуверенно засмеялся.

– Смешно, – сказал он. – А если по правде?

– А если по правде, – вздохнул Венчик, будучи уже почти уверенным, что Цапл откажется лететь, – то почти на драконе. Слыхал про птеродактилей?.. Э, да откуда! – махнул он рукой. – В общем, это ящерка такая, только больша-ая, с крыльями. Но думает и говорит, как человек, потому что мозг у нее человеческий. У него, в смысле. Его Стёпик зовут.

– Такого не бывает. Какого рожна ты мне сказки рассказываешь?

– Я тебе эту сказку тож могу рассказать, – сказал подошедший к ним Лёха. – Тока то не сказка, а быль. Я-то на Степане не летал, врать не буду, но с ним самим знаком. Хороший парнишка, добрый. Не боись, он людьми не питается.

– Парнишка? – взмахнул длинными руками Цапл. – С крыльями? Что у вас тут за грибочки растут?..

– Грибочки у нас хорошие: белые, подосиновики. Маслята есть, рыжики. А ты, чем глаза пучить да языком молоть невесть што, шел бы, да и посмотрел на Степана-то. Тутока он, недалече. Да не один, а с Марусей – с подругой евонной. Та, конечно, не шибко говорлива, тока шипеть и может, но крылья и у ёй имеются.

Маруся Цапла добила. Он вдруг поверил парням, поскольку представить, что лесной деревенский мутант можешь такое сочинить, было еще труднее. Его разобрало нешуточное любопытство.

– Где ваши драконы? Идем!

И они пошли. Правда, выйдя вскоре на цветастую поляну, застали там одного лишь нервно расхаживающего взад-вперед, задрав к небу длинную шею, Стёпика. Маруся исчезла.

* * *

Когда Венчик ушел в деревню, Стёпик с Марусей улеглись рядышком на поляне. «Птеродактильша» утробно проворковала, словно мурлычущая гигантская кошка, и положила голову Стёпику на спину. «Птер» от нахлынувшей нежности сам чуть не замурлыкал.

– Эх-х, – выдохнул он. – Могла бы ты говорить – с-совс-сем бас-ско было бы…

Маруся ткнула его головой, и Стёпик потерся лбом об ее лебединую шею:

– Ладно, не с-серчай, это я так… Ты мне вс-сё одно люба. Не знаю вот тока – вс-сё ли ты понимаеш-шь, ш-што я тебе говорю.

– А хошь, скажу тебе-ка? – раздался вдруг скрипучий голос.

Стёпик едва не подпрыгнул – на миг ему показалось, что это заговорила Маруся.

Но это, конечно, была не она. Шагах в пяти от крылатой парочки стояла, опираясь на суковатую клюку, согнутая чуть ли не до самой земли старуха и недобро щурилась из-под редких, спадающих на лоб седых волос на обалдевшего Стёпика единственным зрячим глазом. Она шевельнула покрытым бородавками длинным крючковатым носом и проскрипела: