— Ты очень хорошо сложен, молодой господин… таких красавцев я уже давно не встречала!

Дариуш нежился на мягких подушках; женщина улеглась с ним рядом и принялась ласкать его тело губами и языком. Она спускалась все ниже, к животу и бедрам. Хватая ртом воздух, он вцепился руками в мягкое покрывало. Искусные пальцы продолжали ласкать и возбуждать его. Такого наслаждения он никогда прежде не испытывал!

Хозяйка села на него верхом, наклонилась, жадно поцеловала его в губы, одновременно направляя рукой его возбужденное орудие.

Дариуш тихо застонал.

Он как завороженный смотрел в лицо женщины, которая извивалась на нем, призывая его войти глубже… еще глубже… В сладком полузабытьи он поплыл по течению. Исчезли лишние двадцать лет, разгладились морщины на женском лице, черные глаза превратились в голубые, черные волосы стали огненно-рыжими. Хриплый кашель показался ему переливчатым смехом Александры. Он увидел перед собой свою любимую.

И сразу же боль и тоска навалились на него, сдавили голову. Глаза его наполнились слезами; он перевернулся на бок, отодвигаясь от своей спутницы, и зарыдал — горько, не сдерживаясь, как несколько часов назад рыдал Халим.

Женщина осторожно перевернулась на бок вместе с ним, освободила его обвисшую плоть и погладила его по голове.

— Ты еще ни разу не был с женщиной, верно, молодой господин? — ласково спросила она.

Дариуш кивнул, не переставая рыдать.

— Нет… дело не только в этом, — проницательно заметила содержательница притона. — Расскажи, что у тебя за беда.

Не переставая рыдать, Дариуш стал рассказывать ей обо всем, что случилось. Пока он говорил, женщина осматривала шрамы на его груди; она инстинктивно поняла, что его боль вызвана не только татарскими стрелами. Она внимательно выслушала его рассказ об Александре, об их юной любви, о мечтах.

Пока юноша рассказывал, женщина вспоминала Большой базар. Перед ее глазами снова заплясали солнечные зайчики в рыжих волосах красивой девушки с нежной кожей цвета слоновой кости. Она услышала ее сладкий голос…

— Я знаю, где она.

Хюррем скромно сидела в углу двора, радуясь лучам солнца, проникавшим сквозь густые ветви высокого бука, и старательно расшивала край попоны, предназначенной для верблюда, которого скоро отправят в Мекку. Вот уже две недели она находилась в гареме султана. Постепенно она познакомилась с остальными одалисками.

Она узнала, что у султана три фаворитки — Ханум, Гюльфем и Махидевран. Хотя почти все время она проводила с Хатидже, она много общалась и с Махидевран, которая показалась ей приятной и умной женщиной. Каждая из трех фавориток родила султану по сыну; самому младшему было два года, старшему — восемь лет. Хюррем с улыбкой наблюдала, как дети играют у фонтана, пытаясь поймать золотую рыбку, которая плавала среди кувшинок. Она громко рассмеялась, когда маленький Мурад чуть не упал в воду, и снова засмеялась, когда Махмуд прыгнул в воду, доходившую ему до колен, и торжествующе сжал в кулаке трепещущую рыбку.

Рядом с ней сидела Махидевран и рассматривала лежащую на коленях Хюррем работу.

— Ты очень искусно вышиваешь, прекрасная Хюррем.

Хюррем продолжала вышивать; затем, потянувшись за новым мотком алой пряжи, спросила:

— Давно ли ты замужем за Сулейманом?

Неожиданно для нее Махидевран рассмеялась:

— Ни одна из нас не замужем за султаном, и ни одна из нас не допустит такой дерзости.

Хюррем откровенно смутилась. Она еще не свыклась с мыслью, что у одного мужчины может быть несколько жен. Подумав, она решила, что для султана такое допустимо, ведь ему обязательно нужно иметь наследника мужского пола. Но, узнав, что о браке здесь нет и речи, она пришла в полное замешательство.

Махидевран потупилась и продолжала:

— Милая моя, ни один султан не женился после того, как Баязет и его семья были взяты в плен Тамерланом. — Она наклонилась к Хюррем и зашептала: — Жену султана заставили обнаженной подавать еду завоевателю и его полководцам. Империя никогда еще не переживала подобного унижения — и никогда больше не переживет. Тень Бога на Земле, наш султан, не обязан следовать устарелым обычаям. Он в состоянии любить нас всех и заботиться о нас, как сейчас.

Хюррем положила вышивание на колени и задумчиво посмотрела на свою собеседницу. Разглядывала блестящие черные волосы, глаза, сверкающие, как черный жемчуг, и нежные черты, немного похожие на ее. Махидевран исполнилось двадцать один год, и она была несомненной красавицей.

Часто беседуя с Махидевран по вечерам, Хюррем узнала, что та находится в гареме Сулеймана с тех пор, как ей исполнилось десять лет; ее возвысили до положения второй фаворитки после того, как она родила Сулейману сына, Мустафу. Родила она в шестнадцать лет. Сейчас Мустафе пять.

По-прежнему пытливо глядя на Махидевран, Хюррем кивнула в знак согласия, хотя в тот миг думала совсем о другом.

Обе быстро вскинули головы, когда захныкал маленький Мустафа. Он упал с края фонтана и теперь, плача, лежал на земле. Мать бросилась к сыну.

— Вот капризуля! — прошептала Хюррем себе под нос. — Почему он не такой славный, как другие дети? — Пока Махидевран утешала сына, Хюррем задумалась. Может быть, скоро и у нее будет ребенок?

Младшие дети Хатидже тоже воспитывались во дворце Топкапы. Хюррем радовалась им, но также радовалась, когда мавританки уводили их в конце каждого дня.

Однажды вечером, примерно через неделю после их приезда, Хатидже и Хюррем вместе сидели на верхнем балконе и любовались последними лучами заходящего солнца.

— Сегодня мой брат упоминал о тебе, — сказала Хатидже, лукаво улыбаясь.

Хюррем вспыхнула, вспомнив прикосновение руки и губ Сулеймана.

— Он сейчас очень занят государственными делами. Весной он собирается выступить походом на север и присоединить к нашей империи Белград.

Хюррем почти ничего не знала о Белграде, но при мысли о военном походе почувствовала, что ей не по себе.

— Ты сказала, он упоминал обо мне?

Хатидже улыбнулась.

— Что он говорил? — умоляюще спросила Хюррем, тыча подругу в бок.

— Он сказал, что твоя улыбка слаще, чем все сладкие воды Европы и Азии, вместе взятые, что твоя красота безупречна и рядом с тобой Тень Бога на Земле превращается в простую искру.

Хюррем густо покраснела.

— Заседания Дивана продолжатся до конца недели, но потом, дорогая моя, будь уверена, он позовет тебя к себе.

Сулейман и Ибрагим скакали по ровному полю. Слева от них тянулся вал, защищавший дворец Топкапы от вод Мраморного моря. Высоко над ними и за ними, на утесе, возвышались стены самого дворца. Со стороны кухни медленно плыл дым.