имеет под собой реальную историческую основу, документально отраженную в протоколе допроса видного пугачевца Тимофея Мясникова. Он показал, что казаки во время сражений «поощряемы» были «смелостью и проворством» Пугачева, который «всегда был сам напереди, нимало не опасаясь стрельбы ни из пушек, ни из ружей. А как некоторый из ево доброжелателей уговаривали ево иногда, чтоб он поберег свой живот, то он на то говаривал: «Пушка-де царя не убьет! Где-де ето видано, чтоб пушка царя убила?»{245} Налицо несомненное сходство рассказа пушкинского собеседника со следственным показанием Мясникова.

Утром 26 сентября 1773 г. войско Пугачева овладело Нижне-Озерной крепостью. Рассказ местного старожила, записанный Пушкиным, так изображал это событие: «Харлов приказывал стрелять — никто его не слушал. Он сам схватил фитиль и выстрелил по неприятелю. — Потом подбежал и к другой пушке— но в сие время бунтовщики ворвались» (IX, 495). Этому рассказу и следовал Пушкин в «Истории Пугачева»: «Харлов бегал от одного солдата к другому, и приказывал стрелять. Никто не слушался! Он схватил фитиль, выпалил из одной пушки и кинулся к другой. В сие время бунтовщики заняли крепость…» (IX, 18).

Сообщения о взятии Нижне-Озерной Пугачевым, имеющиеся в других источниках: в «Хронике» Рычкова (IX, 214), журнале Оренбургской губернской канцелярии (IX, 514) и в рапортах губернатора Рейнсдорпа в Военную коллегию XIX, 618, 772–773), — были крайне скупы и не могли чем-либо дополнить рассказ очевидца, использованный Пушкиным.

Следует заметить, что обстоятельства взятия Нижне-Озерной крепости не получили подробного освещения в протоколах показаний Пугачева и ближайших его сподвижников. В архиве удалось обнаружить одно лишь подробное свидетельство очевидца о взятии Нижне-Озерной — показание местного казака-пугачевца Бикмурата Ниязова. При допросе 15 сентября 1774 г. в Яицкой секретной комиссии он рассказал: «Как известие в Озерной крепости подано было, что злодей атаковал Разсыпную крепость, то комендант майор Харлов, командировав в помощь той крепости при капитане Сурине регулярную команду и Озерной крепости казаков, расположил оставших людей по флангам и по стенам, приняв притом во всем предосторожность, уведав же, что Пугачев как Разсыпную крепость взял, так команду из Озерной крепости разбил. На другой день поутру и к Озерной в великом числе людей показался, и вдруг всею злодейскою толпою зделали нападение. И только лишь один раз успел комендант с своего бастиона выпалить из пушки, как они в крепостныя ворота ворвались»{246}. Показание Бикмурата Ниязова во многом совпадает, как видно, с рассказом собеседника Пушкина.

Овладев Нижне-Озерной, повстанцы расправились с командным составом гарнизона крепости. Вот что рассказал об этом Пушкину его собеседник: пугачевцы, ворвавшись в крепость, «Харлова поймали и изранили. Вышибленный ударом копья глаз у него висел на щеке, — Он думал откупиться, и повел казаков к избе Киселева. — Кум дай мне 40 рублей, сказал он. Хозяйка все у меня увезла в Оренбург. Киселев смутился. — Казаки разграбили имущество Харлова. Дочь Киселева упала в ноги, говоря: Государи, я невеста, этот сундук мой. Казаки его не тронули. Потом повели Харлова и с ним 6 человек вешать в степь. Пугачев сидел перед релями — принимал присягу. Гарнизон стал просить за Харлова, но Пугачев был неумолим. Татарин Бикбай, осужденный за шпионство[57], взошед на лестницу спросил равнодушно: какую петлю надевать? — Надевай какую хочешь, отвечали казаки — (не видел я сам, а говорили другие, будто бы он гут перекрестился)» (IX, 495–496). Рассказ этот — с некоторыми коррективами — лег в основу описания события в «Истории Пугачева»: заняв крепость, пугачевцы «бросились на единственного ее защитника, и изранили его. Полумертвый, он думал от них откупиться, и повел их к избе, где было спрятано его имущество. Между тем за крепостью уже ставили виселицу; перед нею сидел Пугачев, принимая присягу жителей и гарнизона. К нему привели Харлова, обезумленного от ран и истекающего кровью. Глаз, вышибленный копьем, висел у него на щеке. Пугачев велел его казнить, и с ним прапорщиков Фигнера и Кабалерова, одного писаря и татарина Бикбая. Гарнизон стал просить за своего доброго коменданта; но яицкие казаки, предводители мятежа, были неумолимы. Ни один из страдальцев не оказал малодушия. Магометанин Бикбай, взошед на лестницу, перекрестился и сам надел на себя петлю» (IX, 18–19).

Из воспоминаний очевидца не вошел в «Историю Пугачева» рассказ о Киселеве и его дочери. Существенно изменена в книге трактовка эпизода с казнью Харлова: неумолимость в расправе с ним выказали яицкие казаки, а не Пугачев; подчеркнуто мужество приговоренных к смертной казни.

Полнее, нежели в воспоминаниях очевидца, перечислены в «Истории Пугачева» люди, казненные восставшими в Нижне-Озерной. Источником этих сведений послужил приложенный к рапорту Рейнсдорпа в Военную коллегию «Реэстр убитым от самозванца людям», где сообщалось, что «В Нижне-Озерной [крепости] комендант Харлов, прапорщики Фигнер{247}, Кабалеров{248}, комендантской писарь Скопин{249}, казачий капрал Бикбай{250} повешены» (IX, 778).

Как при изображении данного происшествия, так и при описании других событий в Нижне-Озерной Пушкин пользовался по преимуществу местными преданиями (основным рассказчиком, видимо, был казак-Иван Степанович Киселев), а немногие известные письменные источники, содержащие скупые, а подчас и неточные сведения, привлекал изредка для дополнений в тех случаях, когда в устных свидетельствах не находил необходимых ему фактов{251}. Следует к тому же заметить, что рассказы пушкинского собеседника содержали вполне достоверную информацию, подтверждаемую как следственными показаниями пугачевцев, так и свидетельствами других источников.

В «Истории Пугачева» Пушкин не использовал запись, основанную на показаниях очевидца из Нижне-Озерной. В записи говорится: «Пугачев был так легок, что когда он шел по улице к магазинам[58], то народ не успевал за ним бегом» (IX, 496). Это наблюдение нашло подтверждение в свидетельстве видного вожака восставших, члена пугачевской Военной коллегии яицкого казака Максима Григорьевича Шигаева, который, характеризуя Пугачева, показал, что он отличался «лехкостию походки»{252}.

История сержанта Кальминского

В бумагах Пушкина записан подробный рассказ его собеседника из Нижне-Озерной крепости о сержанте Дмитрии Кальминском, служившем секретарем у Пугачева (IX, 496). Но еще месяцев за семь до посещения Нижне-Озерной поэт знал об этом сержанте из документальных источников.

В конце февраля 1833 г. Пушкин получил из Военного министерства два архивных дела Секретной экспедиции Военной коллегии с документами о Пугачевском восстании. В первом из этих дел среди различного рода донесений и распоряжений находилось письмо казанского губернатора генерал-аншефа Я. Л. Бранта, отправленное 3 октября 1773 г. московскому генерал-губернатору князю М. Н. Волконскому. Брант писал о действиях пугачевцев под Оренбургом и сообщал также, что «от проезжающих от Оренбурга партикулярных людей слухи носятся», будто