— Все. Говорят, раньше была авиация с ракетами, пушками, бомбами и прочими плюшками. Говорят, были и зенитки — то, что стреляет вверх, усек?

— Да, я в курсе.

— Сейчас все деградировало. Нас на Теро осталось о пятьсот тысяч, хомо. Некому поддерживать технологии.

Мартынов перестал заниматься расспросами — ситуация в небе менялась стремительно. Гирокоптер, шедший не перерез, уже достиг своей цели — он завис воздухе прямо по курсу, вынуждая Мартынова или маневрировать или идти на таран.

— Осторожно! — заорал Эрнесто, который очнулся от транса, и в тот же миг заработал пулемет.

Три пули пробили лобовое стекло, одна почти задела висок Демиурга. Одновременно пришла волна псионического удара. Смягченная шлемом, она ощущалась как томительное безысходное страдание, смертная тоска, которая через миг превратилась в боль… и самые неприятные воспоминания всплыли в сознании Мартынова.

— Ничего! — бодро заявил Эрнесто. — Телекинетиков у нех нет — красота. А после такой наводки, ты, амико, если что, проблюешься.

Суервиро, наконец-то использовал свои способности телекинетика — пулеметчик, враз обмяк, упал на сначала станину, а потом изломанной куклой рухнул вниз.

— Дальше действуй сам, — прохрипел Эрнесто.

Супервиро ослабел, его лоб взмок, руки тряслись, глаза покраснели от лопнувших капилляров. Чужой гирокоптер, потеряв стрелка, летел совсем близко, параллельным курсом, не собираясь отставать.

«Ну, сейчас или никогда», — решил Мартынов и, сморгнув влажную пелену с глаз, повернул машину, немного опустился и ударил пропеллером по хрупкому хвостовому оперению врага.

Эффект не заставил себя ждать — пси-наводка мгновенно исчезла. Сломанный гирокоптер не рухнул и не загорелся, но плавно пошел вниз, неспособный к дальнейшей погоне.

— Уф! — сказал сразу же очухавшийся Эрнесто. — Ублюдки, похоже, выживут, а жаль. в остальном — ты молодец, амико.

Мартынов кивнул и промолчал — его беспокоило состояние собственной машины. Поврежденные лопасти мешали вертикальным маневрам.

— Там еще два гирокоптера.

— Ну, с этими я справлюсь. Развернись к ним бортом и зависни.

Эрнесто выбрал один из ремней аиуниции, пристегнулся карабином и конструкции кресла и перегнулся за борт с винтовкой в руках. Ветер трепал одежду и волосы, машину опасно болтало, но супервиро, похоже, не беспокоился.

— Фекуло! Промах… Бонега! Прямо в лоб ублюдку! Гони, хомо, гони, пока они не очухались.

Вражеская машина, пилот которой получил пулю в голову, очевидно, под управлением автопилота, принялась снижаться. Третий гирокоптер развернулся, решив не испытывать судьбу.

— Мы прорвались, — объявил терайа.

— Падаем, хоть и медленно, — разочаровал его Мартынов.

— Ну, тогда гони в пустыню.

— Тут везде пустыня.

— Гони на запад…

Демиург оценил обстановку. Оклатеро остался позади, но никакие другие поселения не нарушали монотонное однообразие пустоши. На западе высились горы. Начинало смеркаться, небо медленно блёкло. Эрнесто странно затих и больше не разговаривал.

— Эй, друг, ты в порядке?

— Ерунда, слегка зацепило.

Супервиро, и впрямь, оказался ранен, и мундир на боку набрякал багровым. Когда его зацепило, занятый пилотированием Мартынов не заметил — то ли при первой же атаке, а может, и при второй. Супервиро-терайа, очевидно, не обладали способностью к регенерации, а потому Эрнесто становился все бледнее.

— Надо тебя перевязать.

— Нет, гони дальше. И… не трогай меня. Я сам.

— Приземлиться все равно придется, у нас поврежден винт.

— Ладно, как скажешь, — сдался наконец белый как мел Эрнесто.

Мартынов не без труда, но все же посадил неисправный гирокоптер. Винт замер, Колеса ткнулись в грунт. Демиург отпустил штурвал, поискал, обо что почистить руки в липкой крови, вытер их о красноватую землю, а потом помог Эрнесто выбраться из кабины.

— Аптека найдется?

— Должна валяться в кабине.

В гирокоптере аптечка и в самом деле нашлась — с чем-то вроде дезинфектора, старинными бинтами из марли, шприц-тюбиком и таблетками.

— Что это за лекарства? Я их не знаю.

— Обезболивающее и антибиотик. Дай сюжа таблетку, я ее проглочу. Укол тоже сделаю сам. Будешь перевязывать — перчатки надень обязательно. Мою кровь руками не трогай.

— Я и так вляпался в кровь. Ты же сам разнес солдатам головы.

— Ох, малбенита! [черт (эсперанто)] Порезов на коже нет?

— Все цело.

— Бери раствор хлоринола, мой руки, только осторожно, не наделай ссадин. Надень перчатки и запомни — береги здоровье, не хватай что попало.

«Это про феро», — подумал Мартынов, не ощущая, впрчоем, страха. Он откупорил вонючую жидкость, тщательно вымыл руки, потом, работая в перчатках, разрезал на Эрнесто мундир. Пуля прошла навылет вдоль седьмого ребра. Терайа терпеливо молчал, лишь иногда криво ухмылялся.

— А ты крут, амико.

— Почему?

— У нас мало кто не болен феро, и все чистенькие брезгают зараженными. Ни один гребаный аристократ не прикоснулся бы к моей ране.

— Тебе нужно отдохнуть, — сказал Демиург, заканчивая перевязку.

— Нельзя. Гирокоптер могу заметить. Пошли отсюда.

— Куда?

— Проще всего на запад, но, чтобы запутать следы, двинем на юг. Пистолет брось, он бьет только н оглушение. Винтовку возьми, патронов мало, но все равно пригодится.

… Они так и шли на юг, по красноватой, местами каменистой равнине, сначала при свете позднего дня, потом ориентируясь по закату над горами. Эрнесто сначала держался молодцом и всего лишь опирался о плечо Мартынова, но в конце концов обмяк, сделавшись инертным грузом.

— Привал, друг. Дальше не пойдем.

Стояла ночь. Небо усыпали звезды. Демиург посомневался, все же собрал сухие ветки и развел маленький костер за грудой валунов. Неподалеку шуршало и стрекотало, за кустами визжали и лаяли койоты.

— Это какой штат раньше был? — спросил Мартынов у Эрнесто.

— Невада.

— А я думал — Калифорния.

— Нет, это точно штат Невада. Был по крайней мере. Когда все хряснуло, Элфорд построил тут свой чертов город.

— Оклатеро?

— Восьмиугольник вранья, фрато [брат (эсперанто)].

Демиург решил не тревожить раненого расспросами, и Эрнесто вскоре погрузился в беспокойную дрему. Мартынов, которому спать мешала тревога, наблюдал за постепенным угасанием костра. Койот завыл в зарослях. Гремучая змея проползла на границе света и тени. Катус, покрытый красными цветами, источал странный запах. Мартынов лег поближе к огню и опустил веки, но не мог избавиться от воспоминания — Женя Нечаева в ущелье на Веруме, с широко распахнутыми глазами, во взгляде — гордость и подавленный страх. Она же на «Алконосте»— по другую сторону решетки, протягивает апельсин.

«В том, что случилось, есть и моя вина, Не надо идти против логики жизни, а я все время иду, и все время делаю только хуже. Корниенко сказал — девушка травмирована, больше не пилот. Я хотел ее утешить, придумал построить „Беркут“, позвал в штурманы, стал ее напарником, специально создал привязанность. Потом случайно вовлек в миссию на Теро и недооценил опасность. Следовало держаться подальше и оставить Эухениту на грунте.