любил Лассерно. Он бесконечно рассказывал об этом. Я уже говорила тебе, что, по-моему, он оставил здесь часть себя.

— Ясно одно: ты не сочла меня достойным рассказать эту историю.

— Это не то, что я сказала. И если ты верил, что коронационное кольцо у моей семьи, почему ничего мне не сказал?

Он стиснул зубы, борясь с желчью, подступившей к горлу.

— Есть итальянская поговорка: доверять — хорошо, не доверять — лучше. Теперь это мой девиз, по которому я должен жить. Я бы никогда не поверил словам такого человека, как ты, чей родственник обокрал мою семью. Мою страну. Которая ничего не сказала, пока ее не поймали.

Все это время Люси выглядела так, словно была готова к драке. Она стояла, высокая и гордая, держалась почти царственно. Но после этих слов словно превратилась в дерево, срубленное смертельным ударом топора.

— А я думала, что дорога тебе… — Ее голос дрогнул. Уголки ее губ опустились, взгляд был пустым, глаза блестели. — Мы… мы занимались любовью, а ты мне совсем не доверял.

— То, что мы делали, не имело ничего общего с любовью.

— Ты прав. Доверять чьим-то добрым намерениям слишком больно. Не доверять гораздо лучше. — Она опустила голову. Шаркала по полу ногой в ботинке. Все сияние в ней погасло, как задутая свеча. — Теперь, когда снег сошел, я полагаю, Бруно сможет добраться до замка? Я позвоню ему и уйду.

Она обернулась. Направилась к двери. Остановилась. Ее плечи поднимались и опускались, но она по-прежнему отворачивалась от него, как будто не могла больше смотреть на него.

— Мой дед всегда говорил, что скрипка спасла ему жизнь. В последнее время мне это кажется непосильным бременем. Для тебя, Стефано… Надеюсь, это освободит тебя.

Она бросила последний взгляд на скрипку, оставила ее на столе и вышла из комнаты.

Стефано сидел возле кабинета Алессио в приемной для посетителей дворца. Он не представлял, что будет ждать, как чужой, ведь это место когда-то было ему вторым домом. Он не хотел снова входить в эти двери, пока его самоназначенная работа не будет завершена. Звонок прозвучал слишком рано. Он еще не вернул все драгоценности Короны. А что касается коронационного кольца…

Рассеянность вошла в его жизнь, унесла его от того, что он должен был сделать. Его пронзила стрела боли. Он не будет думать о ней. Он попытался отогнать видения, мелькавшие в его голове: солнечный свет, светлые волосы.

В руках Стефано держал то, что, как он надеялся, станет искуплением его семьи. Это все, что имело значение. Его брат и сестра будут свободны. Они покинут Лассерно и смогут избежать любого неуместного порицания за его личные грехи. Это было то, чего он хотел для них. Его собственное будущее теперь не имело смысла. Самую большую ценность в своей жизни он упустил. Он никогда не забудет морщинки боли на ее прекрасном лице, когда он сказал то, что сказал.

Люси.

Стефано задыхался от боли, словно душа разрывалась надвое. Ничего особенного. Она была никем. Кому нужен такой человек, как он? Он просто не будет думать о ней.

И все же, когда Стефано поставил драгоценный футляр со скрипкой на землю, он едва не согнулся пополам от боли.

Богато украшенная дверь перед ним приоткрылась. Время шло, но его разбитое сердце почти не меняло ритма. Он не был уверен, что оно знает, как биться. Здесь было так же холодно и мертво, как и тогда, когда Люси впервые вошла в его дом.

— Ваше сиятельство… — Личный секретарь Алессио на мгновение заколебался. — С вами все в порядке?

— Конечно.

Ложь легко соскользнула с его губ, хотя на самом деле он не знал, что такое «хорошо». Не сейчас. С тех пор, как он изгнал из дома единственного человека, который заставил его снова почувствовать себя собой. Она ушла. Не оборачиваясь. Без боя. Как и следовало ожидать. Он почти заставил ее. Потому что действительно не стоил того, чтобы за него бороться.

Стефано поднял с пола футляр и встал. Он может быть сломлен, но не запуган. Какая-то гордость осталась.

Он вошел в комнату, дверь захлопнулась с громким щелчком.

Алессио сидел за столом с царственным видом, как того требовал титул. Он всегда с достоинством нес тяжесть своей роли, рожденный для нее и принявший ее. Единственным полетом его фантазии была жена Ханна. Спасительная благодать, потому что Алессио выглядел хорошо.

Стефано предполагал, что любовь сделала это с ним. Он не узнает. Для него любовь была просто еще одной стрелой боли, пронзившей его сердце. Как будто Вселенной нравилось использовать его для стрельбы по мишеням.

Он поклонился, коротко и резко.

— Ваше высочество.

Эти слова было трудно произнести, когда они должны были звучать формально, а не просто как приветствие между друзьями. Он стиснул челюсти так сильно, что у него хрустнули зубы. Все это злило его. Знакомая обстановка, в которой он теперь был чужаком. Ситуация, которую он создал, когда должен был бороться с Алессио за то, что считал правильным, а не брать дело в свои руки.

На бесстрастном лице Алессио не было и следа эмоций. Он всегда был мастером контроля. И все же Стефано хотел, чтобы он закричал и разозлился, как будто это что-то значило. Он хотел, чтобы Алессио так же, как и он, заботился о том, что было потеряно.

— Ваше сиятельство. Спасибо, что наконец-то откликнулись на мои просьбы.

Алессио не предложил ему сесть, и Стефано остался стоять. Когда-то он сидел бы, несмотря ни на что.

— Как я уже говорил вашему личному секретарю, меня недавно занесло снегом.

Что-то промелькнуло на лице Алессио, так мимолетно, что Стефано не был уверен, что именно он увидел.

— Надеюсь, ты нашел способ согреться.

Мысли Стефано вышли из-под контроля при воспоминании о Люси. Как они подходили друг другу так, что, казалось, будто это навсегда.

У него перехватило дыхание. Он не мог думать о ней.

Он глубоко вздохнул и вернулся к задаче, которую ставил перед собой с тех пор, как покинул дворец.

— Полагаю, вы вызвали меня не для того, чтобы обсуждать погоду?

— Это казалось вежливым способом начать, поскольку вы не ответили ни на одну из моих предыдущих попыток.

Взгляд Алессио скользнул по скрипичному футляру, который Стефано держал в руках.

— Пожалуйста, присаживайся.

— Я лучше постою.

Стефано поставил скрипичный футляр на середину стола Алессио, чтобы избавиться от инструмента, который, казалось, взорвался бомбой замедленного действия.

— Что это? — спросил Алессио.

— Вот что стало с «Сердцем Лассерно». Скрипка. Страдивари. Обменяли на