На мне только куртка Ромы, белье и чулки с обувью. Даже раздевать не надо.

Им тоже не сильно придется трудиться, чтоб подготовиться. Только джинсы расстегнуть… Черт…

Эти все глупые мысли у меня в голове непонятно как умещаются, я даже сама им удивляюсь.

Мне ли про стыд говорить, когда совсем недавно стояла голая перед кучей народу.

А потом смотрела на дикую драку, больше похожую на избиение младенцев, потому что Зверятам сложно противостоять.

Я ведь даже не успела ничего сказать им. Остановить не успела.

Хотя…

Не стала бы я останавливать. Неа.

И поймут меня только те, кому вот так же доводилось становиться объектами насмешек толпы, чувствовать собственное бессилие, слабость. А я чувствовала в тот момент бессилие. И слабость.

Совершенно иррационально, удивительно даже для себя.

Ведь росла я не в изоляции, детский дом – не сказка, даже такой, относительно благополучный, как мой. Но никогда мне не приходилось быть изгоем. Никогда меня не гнобили всей толпой, не мучили. Как-то так случалось, что всегда сдачи давала. И потом только уважение и нормальное отношение. Конечно, я видела, что бывает, когда толпа выбирает себе козла отпущения, а тот не может дать отпор. Сама участия не принимала, но и не заступалась никогда. Только фыркала презрительно, потому что считала, что это просто слабаки, раз не умеют за себя постоять.

И вот сейчас мой выстроенный имидж невинной студентки-тихони сыграл против меня.

Не знаю, что было бы, если б Звери не приехали.

Может, я начала бы бросаться на этих тварей, теряя окончательно уважение, может, постаралась бы уйти скорее, прикрываясь остатками платья, может, что-то сказала бы язвительное… Все это однозначно не спасло бы ситуацию, не изменило бы ее.

Но сделать я ничего не успела.

Звери все сделали за меня.

Да еще так быстро. Я даже отслеживала с трудом.

Вот рев моторов стихает, я вижу бегущих ко мне Зверят. Ромка на ходу сдирает куртку, накидывает ее мне на плечи.

Буквально в одно движение.

Ощущаю на себе тяжесть кожи и с невольным наслаждением вдыхаю ядерную смесь бензина и Ромкиного запаха.

Он сжимает мне плечи ободряюще, а потом летит за Димкой, уже вовсю несущим справедливость и причиняющим добро.

Сам Димка лишь взглядом меня обжег, убедился, что цела, и уже через секунду с ноги вмазал самому наглому придурку, выставившему телефон перед собой, и пока не сообразившему, что развлечение поменяло и адресатов, и градус. Я так думаю, что половина тех, кто получил в первые же минуты, даже еще и не успела этого осознать.

Братья, высокие, крепкие, рукастые, напоминали каких-то древнегреческих великанов, которые воевали со стихиями в легендах и мифах Древней Греции. Правда здесь не стихии, а так… Пигмеи. Да еще и трусливые к тому же. Расползались, как тараканы, в разные стороны. Но синхронности и четкости движений моих великанов это не помешало.

Будто в каком-то измененном состоянии я слышала крики:

- Да вы че, вы че, Звери! Да я же не… Да она же не…

Зверята не отвечали. Верней, словами не отвечали.

Закончилось все очень быстро.

Я только успела немного прийти в себя и рот открыть.

Стонущие придурки с ушибами разной степени тяжести валялись, кто где, но не расползались. Потому что зверята этот момент отслеживали.

- Телефоны сюда, суки!

Вот Дима редко подавал голос, но всегда в точку.

Телефоны собрала с земли бледная Лариса.

- И свой тоже, овца кудрявая!

Я, кутаясь в куртку, достающую мне чуть ниже ягодиц, наблюдала, как все телефоны сваливаются в урну, потом туда летит целлофановый пакет, и все это дело поджигается. Сразу же валит черный дым, и распространяется вонь от горелого пластика. Даже если какой-то аппарат уцелеет, использовать его будет сложновато.

В самом конце экзекуции, которую Дима проводит неторопливо и торжественно, под разнокалиберные стоны, мат, причитания и вой о потерянном аппарате, Рома показательно обнимает меня за плечи и говорит:

- Вопросы есть? Всем понятно, что будет, если увижу это в интернете? Мы вас всех тут запомнили, смертнички.

Все молчат. Смотрят. На полуголую меня, на крепкую ладонь на моем плече, измазанную красным, на веселый оскал Ромы, на зажигалку в руках Димы, на черный дым из урны.

И да. Всем понятно. Всем все понятно. Предельно ясно.

После этого меня сажают на байк и увозят.

И в себя я немного прихожу уже во дворе многоквартирного дома.

Но ненадолго. Буквально на минуту.

Все мысли о том, насколько могут быть плачевными последствия произошедшего, от пресловутых роликов на Ютуб и моей похеренной окончательно репутации нежной ромашки, до полиции, суда и всяких прочих гадостей, вылетают из головы сразу же после первого поцелуя Димы, за талию которого я и цеплялась все то время, что мы летели прочь от злополучного скверика возле общаги.

Они держат меня, прижимаются так сильно, что дышать невозможно, гладят жесткими ладонями со сбитыми костяшками, что-то шепчут, и я умираю. Опять умираю в их руках.

Ну что, Элли, куда несет ураганом твой маленький фургон?

Впрочем, неважно.

Пусть несет.

Главное, к ним.

Главное, с ними.

- Котен, давай ты к нам переедешь? – Ромка, пользуясь тем, что Дима отвлекся на раскуривание кальяна, тянет меня к себе на колени, мягко гладит живот.

Я потягиваюсь, облокачиваюсь на голую горячую грудь, прикрываю глаза. Интересно, мне когда-нибудь надоедят их прикосновения? Может такое быть?

Мне рассказывала знакомая, что она не выносит, когда муж дома в выходные дни. Раздражается, бесится. Он ей мешает заниматься домашними делами, накопившимися за рабочую неделю, все время лезет обниматься, все время требует ее внимания.

Я тогда выслушала, конечно, этот пьяный треп, но про себя искренне посочувствовала. Мужу. Потому что помнила их на свадьбе примерно год назад. Там была прям любовь-любовь. И каким образом за год совместной жизни это превратилось вот в такое… Непонятно.

И вот сейчас, ощущая, как ласковые пальцы обводят кругом пупочную впадину, немного поднимаются выше, затрагивая полушария груди, потом чуть ниже, к лобку… Я не понимаю, как это может надоесть.

Как можно не желать этого кайфа постоянно.

Или у меня просто острый недостаток ласковых прикосновений в жизни? Если так подумать… Не особо-то много их и было. Мама, пока была нормальной, обнимала, целовала, конечно, но я это плохо помню. Только это, да сказку про Элли и Волшебника Изумрудного города. И дорогу из желтых кирпичей. Да Баба Шура… Ну, она не особо ласковой была. Больше покрикивала. Хотя любила. И жалела. И заботилась. Про детдом помолчим, там все понятно. И печально.