Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тема: Я знаю, ты так сказала
Элли,
я помню, ты сказала, что тебе не нужен мой незамедлительный ответ, но я упрямый тип и потому захотел написать тебе после нашего сегодняшнего разговора. Я просто хотел, чтобы ты знала, что я не считаю тебя чересчур грустной. На самом деле твоя подавленность абсолютно нормальна, потому что ты переживаешь трудное время. Если честно, я бы сильно испугался, если ты была бы сейчас счастлива.
Грусти.
Счастье придет потом.
И тебе совсем не обязательно отталкивать меня. Ты много значишь для меня. Я хочу поддержать тебя и не отступлюсь только потому, что ты мне этого не разрешаешь. Потому что именно так я понимаю дружбу. Это значит, что я буду постоянно интересоваться твоей жизнью и даже тем плохим, что в ней происходит. Если плохо тебе, значит, плохо и мне.
Положись на меня, хоть я нахожусь за тысячу миль от тебя.
И еще: я не понимаю, зачем ты вбила себе в голову, что ты плохой человек якобы из-за того, что не хочешь, чтобы твоя мама страдала.
Наоборот, ты полна сострадания, потому что не желаешь, чтобы любимый человек мучился.
В этом нет ничего чудовищного, это святая доброта.
И не позволяй этим мыслям терзать тебя всю ночь напролет.
Ты очень хороший человек, Элеанор Гейбл.
И если ты вдруг об этом забудешь, перечитай мои письма.
А я буду всегда напоминать тебе об этом.
Когда днем я вернулась из школы, мама и папа сидели на пляже, глядя, как океанские волны разбиваются о берег.
Я с улыбкой приблизилась к ним. Папа взглянул на меня, и, увидев слезы, застывшие в его глазах, я тут же помрачнела.
– Что случилось? – спросила я.
Но он не мог вымолвить ни слова.
Просто покачал головой и зажал рот ладонью.
– Мама? – Я подошла к ней. Она откинула голову на спинку инвалидного кресла, ее глаза были закрыты. Я взяла ее за руку. – Мама! – Она слегка стиснула мою ладонь.
– Все еще здесь, Элеанор Роуз, – ответила она.
Я облегченно выдохнула.
– Я волновалась.
– Все в порядке. – Она медленно открыла глаза и коснулась моей щеки. – Я могу немного побыть наедине с Элли, Кевин?
Он откашлялся, шмыгнув носом.
– Да, конечно.
Папа ушел, а я села рядом с маминым креслом. Легкий ветерок ласкал наши лица. Она стала такой хрупкой, лишь кожа да кости. Иногда я боялась, что она рассыплется на кусочки, если я случайно дотронусь до нее.
– Принести тебе еще одно одеяло? – спросила я.
– Мне и так хорошо.
– Может, ты хочешь пить? Я схожу за водой.
– Я в порядке.
– А может…
– Элли, ничего не надо. Я в порядке.
Но это не так.
Мы сидели, глядя на послеполуденное небо, и молчали. Солнце начинало медленно клониться к закату. Небо окрасилось удивительными яркими красками, сливавшимися с океанским простором.
– Папе понадобится твоя поддержка, – сказала мама. – Он и сам не подозревает, насколько сильно он будет нуждаться в свете твоей души, Элли.
– Я не оставлю его.
– Я знаю. – Она сделала глубокий вздох и медленно выдохнула. – Когда-то я прочитала сказку о стрекозах, о жизни и смерти. Можно я расскажу ее тебе?
– Да.
Она закрыла глаза, и я смотрела, как она дышит.
– В этой истории рассказывается о том, как стрекоза рождается личинкой, но, когда приходит время, сбрасывает оболочку и превращается в прекрасное создание, летающее среди нас. Во многих рассказах этот процесс описан как единение жизни и смерти. Стрекоза выходит на свет из своей оболочки, словно душа, которая покидает тело. Существуют две стадии жизни стрекозы. Первая – насекомое, живущее под водой. Это их земная жизнь. После чего они покидают оболочку личинки и обретают способность летать. Обретают свободу. Будто душа, сбросившая с себя оковы бренного тела. Разве это не прекрасно, Элли? Разве не потрясающе? Что даже после смерти наши души продолжают жить?
Слезы катились по моим щекам, но я молчала.
Я просто не могла ответить.
Мне было слишком больно.
– Я больше не буду страдать, – пообещала она. – Мучиться от боли. Я стану гораздо свободнее, чем раньше. И знаешь что? Я по-прежнему буду здесь. Каждый раз, увидев стрекозу, вспоминай обо мне.
– Мама… – Я все еще держала ее за руку, и слезы бежали по щекам. – Это слишком быстро.
– Это всегда слишком быстро, крошка, но я просто хочу, чтобы ты знала… – Она склонила ко мне голову и открыла глаза. – Ты – мое сердцебиение. Мое произведение искусства. В каком-то смысле, я думаю, обманула смерть, потому что останусь жить в тебе, в твоей улыбке, в твоем смехе, в твоем сердце. Я буду во всем этом, Элеанор. Я вечна благодаря тебе. Поэтому прошу – не сдавайся. Рискуй. Ищи приключения. Живи за меня и знай, что для меня было величайшей честью быть твоей мамой. Мне так повезло любить тебя.
– Я люблю тебя, мама. Нет таких слов, чтобы выразить мою любовь.
– И я люблю тебя, моя девочка. А теперь можешь сделать для меня кое-что?
– Все, что пожелаешь.
– Можешь довести меня до воды? – Я на мгновение помедлила, обернувшись в сторону дома, где скрылся папа. Я не сомневалась, что она слишком слаба, чтобы самой дойти до воды. За последнее время она совсем обессилела и все же уверенно коснулась моей руки. – Все в порядке. Я знаю, ты справишься.
И вот я наклонилась и стянула с нее тапочки и носки, а затем тоже сняла обувь и носки. Взяв ее за руки, я медленно, но уверенно повела ее к кромке воды. День выдался холодным. Ледяная вода обжигала, и мы обе взвизгнули, когда набежавшая волна лизнула наши ноги.
А затем расхохотались.
Я никогда не забуду, как смеялась мама тогда.
Она попросила меня не держать ее и стояла на песке, на который набегали волны. Закрыв глаза, она вскинула руки к небу, и по ее щекам струились слезы, а заходящее солнце целовало ее лицо.
– Да, да, да! – кричала она, растворяясь в окружавшем ее мире и чувствуя себя гораздо более живой, чем все последнее время. А затем она потянулась ко мне, и я взяла ее за руку. Она оперлась о меня, и я смогла удержать ее. Мы вглядывались в сгущающиеся сумерки, обретя новое утешение.
В тот момент ей было хорошо.
Она была счастлива.
И мне показалось, что на краткий миг вода исцелила ее душу.
* * *
Через два дня мамы не стало.