Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кресло администратора Царьграда оказывается мягким и удобным, пусть и маловатым. Закинув ноги на стол, я включаю гримуар.
Златолюб внутри отпечатка протирает глаза и машет руками куда-то в пустоту:
-- Гоголь? Ты здесь? Не смей больше выключать свет! Слышишь?! В темноте кто-то есть! Только попробуй и тебе не жить! Лучше выпусти меня, пока не поздно! Слышишь, Го...
Игнорируя гоблинские вопли, я спрашиваю:
-- Лили, моя милая карманная девочка, не подскажешь, как бы нам помочь нашему другу осознать всю безысходность его положения?
Карманная девочка молчит, будто раздумывая над проблемой
-- Могу передвинуть системную дату, -- наконец отвечает она. -- И это последний раз, когда я отзываюсь на Лили.
-- А он от этого не умрет? -- с подозрением спрашиваю я. Душу пожилого чернокнижника не трогают угрозы каких-то карманных девочек.
-- А как долго живые существа остаются живыми без еды и воды?
-- Не знаю. Я же бессмертный.
-- И я не знаю. У меня даже тела нет.
-- Н-да, загадка... -- протягиваю я. -- Ладно, пусть будет месяц. Поглядим, может, и выживет...
Златолюб, слушавший все это время молча, вдруг вопит:
-- Гоголь, изувер, ты что удумал?! Какой месяц?! Сейчас же выпусти меня или тебе точно...
Я отключаю гримуар, откидываюсь на спинку кресла и потягиваюсь. Надо было спросить у Лилит, сколько времени займут ее манипуляции. Вздремнуть пока что ли?
После перебора всех кнопок на стационарном телефоне Златолюба, в динамике раздается знакомый голос:
-- Г-господин Златолюб?
-- Господин, но другой, -- ухмыляюсь я. -- Будь добра, Клава, принеси чашечку крепкого кофе и стакан воды.
Когда передо мной опускается поднос, я благодарно киваю девушке и беру свой кофе. Отпив, выплевываю обратно.
До терпкой амброзии с плантаций Барона Субботы местный кофе не дотягивает. Мягко говоря. Так что выпить приходится залпом.
Будь у меня хотя бы Четвертый магический уровень, обошелся бы без кофе. Но пока мне нужен и сон, и еда, и даже простудиться могу.
Вороны побери, аж молодые годы вспомнились! Отвратительные были времена…
-- Господин Гоголь?
Вместо того, чтобы уйти, Клава присаживается на край стола. Черная облегающая юбка слегка задирается. Мой взгляд скользит по нежным бедрам.
-- Можно просто Григорий.
-- Григорий, -- Клава отвечает кошачьей улыбкой и убирает за ухо прядь волнистых каштановых волос. -- Вы… ваша магия… это… это просто нечто!
Большие карие глазки горят восторгом, высокая грудь вздымается от частого дыхания, девица едва подбирает слова.
-- Ваша магия немного… пугающая, но в то же время такая… потрясающая! Скажите честно, это ваш родовой дар? Нет? Быть не может! Я хочу сказать, что в вашем возрасте освоить чужую магию на таком уровне… -- Клава робко прячет глазки. -- Это достойно восхищения…
Я отставляю чашку. Вряд ли эта девица способна осознать хотя бы десятую часть моего могущества. Но все равно приятно.
-- Я погляжу, ты разбираешься в магии, Клава.
-- Ну, вы скажете тоже, -- смущенно улыбается девушка. -- Я из семьи простолюдинов, мана-генома нет, так что все мои знания из статей да видео. Но магия меня и вправду очень привлекает…
Слух цепляется за что-то знакомое, что отзывается в памяти тела юного Гоголя. Но копаться в чужой памяти, над которой уже до этого поработал криворукий маг разума, в поисках конкретного ответа -- это все равно, что копаться в выгребной яме, чтобы узнать, что ее хозяин ел на завтрак.
Потому я говорю:
-- Мана-геном? Расскажи, что это.
-- А вы не знаете? -- хлопает глазками Клава.
Меня так и подмывает солгать ей. Но чернокнижник не может лгать, по крайне мере, не часто, иначе его гримуар потеряет способность заключать договоры.
-- Расскажи, что знаешь сама, -- выкручиваюсь я. -- Может, и я узнаю что-нибудь новое.
И девица охотно рассказывает.
Магия на Земле оказывается распространенным явлением. Каждый пятый человек обладает мана-геном, который и позволяет чувствовать ману и манипулировать ею. Каждый сотый из магов обладает мутацией этого гена, которую называют даром.
Это может быть как конкретное уникальное заклинание, так просто предрасположенность к определенной Школе магии. И это заклинание или предрасположенность, мутация, передается по наследству. Поэтому все дворянские роды Российской империи обладают своим даром.
Поэтому Клава и сказала, что я владею "чужой" магией. Якобы у меня нет к ней предрасположенности. Но, к сожалению, девушка не знает, каким даром обладает род Гоголей. Не знает даже заклинание ли это или предрасположенность к какой-то из Школ. Дворяне и маги в целом предпочитают скрывать свои силы от посторонних. Оно и понятно.
Чем меньше враг знает о твоей силе, тем меньше он знает о твоих слабостях. По этой же причине местные дворяне скрывают свой магический ранг или ранг чистильщика, как на Земле называют привычные для меня уровни.
К слову, мои уровни и Земные ранги соотносятся три к одному, а Десятый уровень и выше, судя по объяснениям Клавы, можно отнести к особому четвертому рангу Омега. Его обладателей на всю Землю можно пересчитать по пальцам одной руки.
В конечном итоге, в беседе с Клавой я узнаю много нового. Мне даже становится ясно, почему именно потомственный маг в моем мире всегда сильнее самоучки.
Конечно, пока самоучка не обретает бессмертие...
-- Знаете, -- ласковый голос Клавы выводит меня из раздумий, -- я ведь обязана сообщить о вас и пропаже господина Златолюба родовой гвардии Среброруковых.
-- Но?
Девушка отворачивается и робко шепчет:
-- Но господин Златолюб позволяет своим рукам много лишнего.
Клава отрывает попу от стола и смущенно поправляет юбку.
Я оглядываю молодую девичью фигуру. Эти бедра хочешь раздвинуть, эту грудь хочешь ощутить в ладони, эти большие карие глаза и пухлые губки хочешь увидеть ниже своего пояса.
Что ж, гоблина можно понять. Особенно, если хоть раз видел гоблиншу.
-- Но я все равно обязана сообщить... где-нибудь через полчаса...
Клава замечает мой оценивающий взгляд и прикусывает губу.
-- Ну, я пойду?
Она даже не смотрит в сторону выхода.
-- Думаю, получаса нам хватит.
-- Нам? -- удивляется девушка.
На мое лицо вылезает плотоядная улыбка.
-- Ты когда-нибудь видела магические жезлы?
Клава качает головой.
-- А хочешь увидеть мой?
Девичий взгляд падает на мой пах. Щечки Клавы розовеют, она смущенно заправляет прядь волос за ушко.
-- Очень.
А я уж думал, что ночь безнадежно испорчена…
Получаса оказывается маловато.