– Даже не надейся что-нибудь увидеть, если не найдешь чистое и удобное место. Я не собираюсь пачкать платье, лежа на холодной земле, как это было прошлый раз.

– Любовь моя! Я не повинен в таких ужасных вещах. Идем сюда. Взгляни, эта каморка выглядит весьма интимно, и в ней полно сена, на котором нам будет совсем неплохо. Я положу на него свой плащ, а затем положу тебя.

Он засмеялся над этим, как ему показалось, остроумным выражением. Из каморки донеслись звуки возни и стоны, затем вновь послышались слова.

– Нет лучше постели, чем из сена, да? О боже, это здорово! Вот, расправь это вот так… Раздвинь ножки чуть шире, мой Нежный лепесток в пылающей Сахаре. – За этим последовали стоны. – О боже! Оо… Боже! Вот так. О, позволь же, наконец, погрузиться вглубь моему тарану, дай влить в тебя мой жар, испепеляя тебя дикой страстью. О боже! Да, да, да… Так! Помоги мне войти в твое лоно, как агнцу в жертвенный очаг. Я буду счастлив умереть твоим рабом! А-а… А-ах!

Джоанна, чтобы не рассмеяться, зажала рот обеими руками. Таких неуклюжих гипербол ей в жизни не приходилось слышать.

Через несколько минут раздался громкий стон Ягненочка и чуть слышные стоны Нежного лепестка, затем наступила тишина.

«Слава богу, – подумала, успокаиваясь, Джоанна. – Теперь они вполне могут идти танцевать. Их наверняка хватятся, если они еще какое-то время будут отсутствовать».

Но она ошиблась.

– Готов поспорить, что твой зануда муж никогда не брал тебя на груде сена, – сказал тяжело дышавший Ягненочек.

– Мой зануда муж меня вообще нигде не брал, – ответила Нежный лепесток и кокетливо усмехнулась. – Кстати, именно так говорила в свое время и Лидия.

Джоанна, услышав имя кузины, мгновенно насторожилась. Она села прямее и стала слушать более внимательно, впервые почувствовав интерес к разговору забредших на конюшню любовников.

– Ради неба, не говори больше о Лидии, – попросил Ягненочек без особых эмоций в голосе. – Она умерла, ее похоронили, и слава богу. Обо всем прочем я сегодня уже наслушался. Во всех углах сегодня шептались: Лидия этак, Лидия так, будто она до сих пор может давать повод для каких-то слухов. Она была погребена Гривзом на вечный покой год тому назад, и это конец всей истории. Гривзом погребена… Ха! Здорово. Надо будет запомнить.

– Она была моей подругой, – раздраженно напомнила Нежный лепесток. – Мне кажется, ты ведешь себя жестоко. Ты же знаешь, как несчастлива она была с ним. Он относился к ней по-скотски!

– Да он был святым в отношениях с ней, глупая ты женщина. Ты вообще должна была перевести все это в шутку и продолжать кокетничать, разве не так? А ты что делаешь? Только и не хватало сейчас говорить о таких вещах. Ночь только началась…

– Я не только кокетничать с тобой не собираюсь, а даже приблизиться к себе больше не позволю, если ты будешь так говорить о Лидии! Как ты можешь быть таким бесчувственным, таким безжалостным, тем более зная, как она умерла?

Джоанна с трудом сдержала желание подползти поближе, чтобы не пропустить самого важного. Она до сих пор не знала, как умерла Лидия, и считала, что не должна спрашивать об этом Гая де Саллисса. Или она вполне может это сделать? Может ли?

– Не понимаю, с какой стати я вдруг стал бесчувственным? Из-за того, что отказываюсь считать Лидию святой только потому, что она умерла? – раздраженно заговорил Ягненочек. – Она же была просто испорченным ребенком.

– Она была ангелом! Милым, нежным ангелом, который старался делать все, чтобы муж был счастлив, пока не стало очевидно, что ему от нее вообще ничего не нужно. Почему, как ты думаешь, она проводила так много времени без него? Это же была пытка, настоящая пытка – быть рядом и чувствовать, что муж не обращает на тебя ни малейшего внимания! – Нежный лепесток тихо всхлипнула. – И ты такой же, как он! Теперь я знаю. Я всех предупрежу, что та несчастная, которая решит связать с тобой свою судьбу, кончит так же, как Лидия, – с разбитым сердцем, обесчещенной и одинокой. Не желаю больше говорить с тобой! Никогда!

Джоанна услышала шуршание юбок, а еще через мгновение хлопнула дверь конюшни. Она ощутила разочарование – она не услышала ничего, чего бы не знала ранее, если, конечно, не считать того, что друзья Гая де Саллисса на его стороне. Но иного трудно было ожидать. Все сказанное Нежным лепестком только еще раз подтверждало то, что писала Лидия о своем несчастном браке. Хотя маленькая подсказка в разговоре все-таки прозвучала. «Тем более зная, как она умерла», – сказала Нежный лепесток, заступаясь за подругу. Это может означать только то, что кончина Лидии не была мирной.

Джоанна вздрогнула. О боже! Она догадывалась об этом, но надеялась, что подозрения не оправдаются. Намного легче было бы узнать, что Лидия, у которой всегда были проблемы со здоровьем, заболела и мирно ушла к Создателю во сне.

Что ж, необходимо набраться смелости и при первой же возможности спросить о том, как это произошло на самом деле, у Гая де Саллисса. Нет никаких оправданий тому, что она не сделала это до сих пор. Чего она опасалась? Узнать правду о том, что случилась? Или того, что становится в его присутствии ранимой и не уверенной в себе? В любом случае, это обыкновенная трусость. Джоанна молчала слишком долго, и никто не смеет осудить ее, если она наконец заговорит.

– Дрянь! – услышала она крик Ягненочка. – Посмотрим, захочу ли я еще хоть раз доставить тебе удовольствие. Отправляйся к своему чертову мужу! Он при всем желании не сможет трахать тебя так, как тебе нравится. Возраст не тот.

Дверь хлопнула еще раз.

Джоанна облегченно вздохнула. Двое людей, помимо своего желания вызвавших в ней за короткий промежуток времени столько неприятных ощущений, наконец ушли. Она даже поежилась, подумав, что может еще столкнуться с ними лицом к лицу. Но тут же успокоилась – она даже не знала, как они выглядят и как их зовут.

Джоанна подождала еще минут десять, давая любовникам возможность по отдельности проделать путь до дома, пожелала спокойной ночи Боско и тоже поспешила к себе. Настроение было испорчено, холод ночи пронизывал насквозь. Она приподняла накидку и накинула на голову.

Яркие звезды тысячами бриллиантов усеяли небо, которое было так близко, что казалось, протянув руку, можно схватить одну из них. Одна звезда горела особенно ярко и по-особому переливалась. Джоанна поняла, что именно она возвещает о рождении младенца Христа и благой вести, которую Он несет миру. Джоанна остановилась и, запрокинув голову, стала любоваться ею. Звезда непостижимом образом рассеяла тьму и напряжение, оставшиеся в душе после ухода Нежного лепестка и Ягненочка. Казалось, что если как следует напрячь слух, то можно будет услышать ангелов, поющих о мире и добре. Джоанна вздохнула и улыбнулась. Мир и добро – то, к чему она стремилась всю жизнь, и то, что всегда оказывалось таким иллюзорным. Впервые она почувствовала это, когда погибли родители. До того страшного дня жизнь казалась ей сплошной идиллией. Зато после Джоанна была вынуждена постоянно бороться за то, чтобы сохранить хотя бы подобие мира. С добром повезло немного больше. Примером искренней доброжелательности с самого детства была преданная Банч, а позднее – Космо.