Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Выйдя из здания школы, я поспешила в сторону главной улицы по дорожке, покрытой пятнами солнца. Пока я шла, оно согревало мое лицо и руки, помогая ослабить тревогу, которую я всегда чувствовала, расставаясь с Бронвен. Оказавшись на главной улице, я направилась к пекарне. В моей маленькой вселенной было только одно известное средство от тревоги, вызванной разлукой, – пирожное. После долгих размышлений я остановилась на куске шоколадного торта и пироге с пеканом, к которым добавила бисквитное пирожное с шоколадной глазурью, орехами и джемом для Бронвен – в качестве награды за первый день занятий. Сжимая бумажные пакеты, я заторопилась назад по главной улице к «Селике». На полпути кто-то окликнул меня по имени.
Первое, на что я обратила внимание, были волосы, – оттененное бронзой золото в утреннем солнечном свете. Кори Уэйнгартен широким шагом выходила со школьного двора, ее широкое лицо было обожжено солнцем. Мы улыбнулись друг другу, потом завязали разговор, как две старые подруги.
– Я так и думала, что, наверное, увижу вас утром, Одри. Бронвен нормально начала?
– Отлично. Что вы здесь делаете?
– Привезла дочь моего брата, Джейд. Она жила у меня, пока ее отец находился в Таунсвилле. Дэнни вернулся сегодня утром, но тут же уехал по срочному вызову. Он наш местный ветеринар, занимается всем – от отела коров до спасения котят. У него бывают разъезды в связи с работой – семинары, всякое такое, – поэтому подключаемся мы с мамой – приглядываем за Джейд. Она замечательный ребенок, но немного капризничает, когда отец уезжает. С тех пор как ее мать погибла несколько лет назад, у нее случаются перепады настроения.
– Бедняжка, это так понятно.
– Она вообще-то жизнерадостная. Сейчас дети гораздо более уравновешенные.
– Бронвен такая же.
Карие глаза Кори оценивающе глянули на меня.
– Как вы справились после ухода Тони? У вас была совместная опека?
– Когда Тони женился, мы об этом говорили, но он всегда был занят, подготавливая выставки или уезжая за границу. В конце концов показалось проще, чтобы Бронвен жила со мной.
На ветку над нами села ворона-флейтист и завела свои трели; ее красивая булькающая гортанная песня наполнила воздух.
– Семья вам много помогала?
Я покачала головой:
– Отец умер, когда я была маленькой, его сбила машина. Я его не помню. Моя мать смотреть за мной не могла, поэтому я жила с тетей Мораг.
– Почему ваша мать не могла за вами смотреть?
Возникла неловкая пауза. Инстинктивно мне захотелось солгать. Выдумать историю, которая выставила бы меня в более выгодном свете. Но что-то в Кори подтолкнуло меня разоткровенничаться. Ее интерес казался искренним, а карие глаза светились добротой и умом. И все же дело было не только в этом. Каким бы безумием это ни звучало, я чувствовала контакт с ней – словно нас связывала долгая история, а не всего лишь недавнее знакомство.
Я сказала:
– Моя мать была… В общем, у нее было много проблем. Наркотики, в таком духе. Думаю, на нее подействовала смерть моего отца.
– Вы с ней встречаетесь?
– Нет. Я даже не знаю, жива ли она. Тетя Мораг заполнила пропасть, которую оставили после себя мои родители. Мораг оказалась потрясающей женщиной, мне посчастливилось, что она у меня была. Но иногда я спрашиваю себя: не слишком ли сильно она повлияла на меня? Настолько, что я не просто похожа на нее, но и стала ею.
– В каком смысле?
Я пожала плечами, ощущая непринужденность беседы, несмотря на то что обнажила свою душу.
– После ухода Тони мы всегда только вдвоем с Бронвен. У меня были друзья, но ни одного близкого. Знаете, я, как и тетя Мораг, всегда держусь особняком.
– Тетя Мораг никогда не была замужем?
– Она в это не верила. Работала натурщицей у художников, даже когда ей было за шестьдесят. Она говаривала, что муж испортил бы ее. Ее самым драгоценным достоянием, как она однажды сказала мне, была независимость. Она избегала самой идеи привязанности к мужчине.
– А вы?
Я пожала плечами:
– После ухода Тони я взяла пример с тети Мораг. Считала разумным полагаться на себя – по крайней мере, именно это я не устаю себе повторять. По правде говоря, я так никогда никого и не встретила.
Кори внимательно смотрела на меня. В ее взгляде не было ни осуждения, ни жалости, ни даже намека на фальшивое сочувствие. Только любопытство.
– Тетя Мораг еще жива?
– Она умерла, когда мне было шестнадцать.
– Как жаль. Я бы с удовольствием с ней познакомилась.
Кори стояла совсем рядом, но ее близость меня не тревожила. Мне нравилось смотреть на нее, нравилась открытость ее лица и легкость, с которой можно было читать по нему ее мысли. Интересно, какая именно черта создавала такое впечатление: веселые веснушки чайного цвета на переносице, пытливые карие глаза, экзотически широкие скулы или большой рот, который всегда, кажется, готов улыбнуться?
– Вы звонили Хобу? – вдруг спросила она.
– Вообще-то я думала нанести ему визит. Представиться, может, расспросить об истории Торнвуда. Думаете, он будет против?
– Нет, это доставит ему удовольствие. Кроме того, вы соседи. Дом Хоба всего в пяти минутах вверх по дороге от Торнвуда. Это маленькое деревянное бунгало на холме – не пропýстите. Жилище грубоватое, но Хоб непременно пригласит вас выпить чаю. Он любит поболтать, особенно с новыми людьми.
Я нахмурилась.
– По-моему, я это место знаю. Я заехала туда спросить дорогу в тот день, когда приехала посмотреть на Торнвуд. У мужчины, с которым я разговаривала, одно стекло очков было заклеено.
– Это Хоб, бедный старый чудак.
– Что у него с глазом?
– Представления не имею.
– Э-э… Должна признаться, что после рассказанного вами на прошлой неделе мне любопытно узнать побольше о дедушке Тони.
Кори приподняла бровь.
– Никаких ночных кошмаров, я надеюсь?
Кровь бросилась мне в лицо, когда я вспомнила о письме Айлиш и беспокойной ночи, которую оно за собой повлекло.
– Ничего подобного, – заверила я. – Но если честно, меня интересует, что за человек был Сэмюэл.
Мы серьезно посмотрели друг на друга. Я чувствовала, что мы с ней настроены на одну мысленную волну, идя к общему заключению.
Первой заговорила Кори:
– Вы хотите знать, был ли он виновен.
Я кивнула.
– Тогда мне лучше вас предостеречь. Хоб считает, что был.
– Он знал Сэмюэла?
– Да, и страстно его ненавидел. Мне ужасно хотелось бы услышать, что он о нем говорит. Вы потом мне расскажете, ладно?