Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вчера, по пути в гости, я совершенно упустил из виду дорогу. Мы где-то в кормовой части корабля? Кажется, каюта недалеко от лазарета… И однозначно – над машинным отделением. Что-то такое врач, кажется, говорил… Стоп. Над машинным отделением?! По ушам режет непривычная тишина.
С момента пробуждения меня не покидало чувство нехватки чего-то. Прямо вот не хватает, и все тут! Теперь все на местах. Отсутствует шум машин броненосца! Двигатели стоят! Из трюма вместо былого грохота доносится лишь слабое гудение.
– Аполлоний Михайлович, а почему…
– Тише!.. – Тот останавливается, поднеся палец к губам.
Поблизости трап, ведущий наверх. Из люка слышен топот с голосами. Слов не разобрать, однако полное впечатление, что гуляет пьяная десантура. На день ВДВ, у фонтана в городском парке… Кто-то поет, кто-то орет, кто-то с кем-то ругается. Кажется, обещая начистить морду…
Аполлоний делает знак: туда нельзя.
Эка, удивил… Сам не хочу, дорогой ты мой! Вот тебе, кстати, и первое изменение в истории, Слава. О бунте на «Суворове», кажется, никто и нигде не упоминал. Корабль адмиральский, дисциплина была железной!
– Попробуем в обход, через другой борт! – шепчет Матавкин, – Во что бы то ни стало надо попасть к мостику! Там вы будете… – замолкает, не договаривая.
Под защитой?
Указывает на овальную дверь. Открывает ее, с громким скрипом поворачивая рычаг. За ней виден плохо освещенный проход.
Однако пройти незамеченными не получается: едва ступаем в коридор, как навстречу из темноты выступают двое в бескозырках. Не церемонясь, быстро направляются ко мне:
– Вот и он, провидец!..
– Ваше благородие, разрешите-ка…
Пудовая ручища грубо хватает меня в районе груди. За рубаху. От неожиданности я теряю дар речи.
– Стойте!.. Какое отделение? Вахта?.. – Матавкин бросается ко мне, пытаясь отстранить нападающих. Его довольно бесцеремонно отталкивают.
Оказываюсь плотно прижатым к стене, на ребра больно давит торчащий чугунный вентиль. В лицо ударяет резкий запах перегара. Впрочем, от меня наверняка разит не меньше.
С самого детства не люблю грубой силы. Мама учила, что всегда и все можно решить словами. В самом крайнем случае – отмолчаться. Однако проза юности мамины заветы опровергла достаточно быстро, и лучшим выходом стала секция греко-римской борьбы, в которую я и проходил все отрочество. Доборовшись до кандидата в мастера, между прочим! И спасибо тренерам за основы самбо: рука сама, не дожидаясь подсказок, обхватывает чужое запястье. Резко выворачивая, насколько хватает сил. Слышится треск ткани: «Похоже, Матавкин не досчитается пуговиц… На личном имуществе…» – Матрос с заломленной рукой, взвизгнув от боли, падает на колени.
Второй замирает – на него внимательно глядит дуло пистолета. В руке Матавкина револьвер. Старинный наган, прямо как из фильмов про революцию!
– Не сметь! – Аполлоний быстро отступает на шаг. Взводит курок – громкий щелчок окончательно трезвит любителя приключений.
Смельчак на полу рычит, корчась от боли: все дальше завожу его руку. Сильный, гад!.. Я едва справляюсь.
– Ваше благородие… – опешив, говорит тот, что на ногах.
– Молчать!.. Фамилии, быстро! – Врач разъярен.
Вполне его понимаю, кстати. Вопрос в другом: а если коллеги сейчас подтянутся?
– Матрос второй статьи Влас Степанов… – с неохотой отвечает он.
– Ты?! – Матавкин нагибается.
– Степан… – едва выдавливает тот. Чуть ослабляю захват, давая закончить: – Хромов!
– По какому праву на нас напали? – Матавкин вновь отступает, увеличивая себе обзор.
– Не на вас, ваше благородие! – Тот, что Степанов, срывает бескозырку. – Ей-богу, ваше благородие, вам и дурного ничего не желали!.. Вы же доктор! – Голос звучит развязно. Похоже, не одну чарку выжрал товарищ. – Его вот ребята по всему кораблю ищут, говорят, провидец он! – пальцем указывает на меня.
– Провидец?! Ты что такое несешь, братец? Пьян?!
– Он самый, ваше благородие. – Матрос мнет в руках головной убор, косясь в мою сторону. – Провидец! Еще слух идет, будто вчера они адмиралу сказывали, как потопнем мы все… От япошек… – с неприязнью смотрит на меня.
Провидец?! Вот это поворот! Как быстро у вас здесь все… Бабка Ванга, быть может? Хотите, поворожу на ладошке? А кто же мог настучать, спрашивается?..
На ум приходит растерянное лицо вахтенного, объявляющего командира. Он, собака, подслушал?.. Если и так, то сразу побежал команде докладывать? Дурак совсем, что ли? Полный идиот!
От неожиданности ослабляю захват. Чем незамедлительно пользуется жертва, резко вырываясь. Впрочем, ведет себя смирно, встав рядом с товарищем. Нагана пока никто не убирал.
– Команда остальная – где сейчас? – Матавкин, кажется, не сильно удивлен. Значит, в курсе событий? Это я все проспал!
– На верхней палубе собралась, ваше благородие… – отвечает мой, разминая конечность. – Адмирала требуют! И… – кивает в мою сторону. – И его!
Меня?! Здорово, ничего не скажешь… И что я им скажу? Попаданец-де? Из будущего?
Встречаюсь глазами с Аполлонием. Хоть тут и темно, на лице его растерянность. Если не сказать больше… Явно не знает, что предпринять. Выручаю я:
– Так!.. – Услышав мой голос, оба встрепенулись. – А ну-ка, оба… Да-да, оба! – Удивленно смотрят на меня. – Быстренько вот за ту дверь… – показываю на открытую створку. – И по коридору прямиком, не оглядываясь! А мы… – выразительно смотрю на Матавкина, – с Аполлонием Михайловичем ваш путь – проконтролируем! Впе… ред!
Матросы подчиняются, хмуро следуя в указанную точку. Голова Хромова поворачивается, встречаясь со мной глазами. Не знаю, что чувствует он, но по моей коже пробегает холод: тяжелый, ненавидящий взор… И вряд ли потому, что я чуть помял его руку. Дело совсем не в этом.
Молча провожаем их взглядами. Пройдя немного, те резко сворачивают к трапу, исчезая. Туда, где гуляет десантура у фонтана… Через минуту все вместе прибегут. С двоими-то пока справились с горем пополам… А остальные? А будь их не двое, а четверо? Пятеро?!
– Пора уходить, Аполлоний Михайлович! И чем быстрее, тем лучше! До мостика далеко?
– Не очень. Попробуем пройти!.. – прячет револьвер Матавкин. – Идемте скорей!
Надо что-то делать… Сам не знаю! Рассказывать правду – нельзя! Не расскажешь – хана… Мне и всем офицерам… Бунт расползется по эскадре, если еще не успел. И – понеслась тогда зима в Ташкент!
– Давно корабль в дрейфе? – Прислушиваясь к окружающему, я бегу следом.
– Минут пятнадцать, как застопорились машины. Приходили в лазарет… – спотыкается на полуслове. Но все же заканчивает: – За вами. Я тут же побежал в каюту!
Совсем не к месту вспоминается байка. Морская. Точнее, фильм с Расселом Кроу «Хозяин морей». Где команда довела офицерика до самоубийства, приняв за Иону, что несет беду… Интересно, на русском флоте тоже в подобное верили?