– Ну и что вы решили?

Она вздрогнула и нехотя улыбнулась.

– Да-да, я обязательно пойду в милицию! – сказала она. – Правда, я ничего не знаю… Может, Тимоха? Но я схожу все равно, раз вы советуете. Только чуть попозже, ладно? Мне нужно закончить кое-какие дела.

– Ваши дела, кажется, уже ушли, – сказала я, услышав, как хлопнула входная дверь.

– Ах, это! – Шарон вяло махнула рукой. – Это ерунда! Нет, у меня есть другие дела. Но через полчаса я освобожусь и пойду в милицию, честное слово!

По глазам было видно, что она безбожно врет, но не могли же мы тащить ее силой!

Мы сделали вид, что поверили ей на слово, и попрощались. Шарон проводила нас до порога с облегчением.

Уже у дверей я кое-что вспомнила и как бы между прочим спросила:

– Простите, а как ваше настоящее имя? Мы, конечно, и сами можем его узнать, но ведь вам нечего скрывать, верно?

Она пожала плечами.

– Шарон – это для работы, – сказала она. – Вообще меня Анной зовут. Анна Петровна Козлова. Могу паспорт показать.

– Спасибо, это лишнее, – ответила я.

Итак, что мы имеем на данный момент?

Ни в какую милицию Шарон Козлова не пойдет. Но смыться, я думаю, постарается. Она до смерти боится этого лысого. Хорошо бы за ней проследить. Но не обязательно. Девятнадцатого она обязательно будет на вокзале. Нам нужен Тимоха. Именно к нему мы и ехали. Я за рулем, Виктор – рядом.

Нужно было проверить адрес на Пролетарской, который дала нам Шарон. При этом меня не покидало ощущение, что эта женщина водит нас за нос. И я никак не могла понять, что означает билет до Кисловодска и почему Шарон так легко сдала нам своего приятеля. Или его уже и след простыл, или ей нужно от него срочно избавиться, или адрес этот – элементарная выдумка. Ни один из вариантов я выбрать не могла. Еще я вспомнила, как Шарон, прежде чем дать нам адрес, уходила звонить. Кому она звонила и о чем предупреждала – на это тоже не было ответа.

Не впервые во время расследования дела меня охватило чувство бессилия и даже какой-то ревнивой зависти к милиции. Ведь мы-то не могли никоим образом задержать подозреваемых, ограничить им свободу передвижения, заставить говорить правду. Конечно, в случае успеха нам было чем гордиться, но иногда так хотелось иметь хоть какую-то долю возможностей, которыми обладает милиция.

Увы, это были только мечты.

На Пролетарской мы были, когда на улицах загорались фонари. Небо наполнилось густой, почти ночной синевой, с Волги на город наплывала прохлада, шумная дневная жизнь затихала, сменяясь лирической тишиной летнего вечера.

Пролетарская была застроена однообразными девятиэтажными домами, которые отличались друг от друга только рисунками освещенных окон. Во дворе шестнадцатого дома уже стояло несколько машин, и наша «Лада» никому не бросилась в глаза.

Я не забыла, что у Виктора в кармане лежит гильза. Это главный аргумент. Начинать надо с него.

В доме было два подъезда, по четыре квартиры на этаже. К счастью, лифт работал. Мы вознеслись на девятый этаж и направились к двери тридцать третьей квартиры. В конце коридора было темновато. Из квартиры напротив доносилась приглушенная музыка и жизнерадостные заклинания телерекламы. Я мысленно перекрестилась и позвонила в тридцать третью квартиру.

Вообще-то я ожидала подвоха. Когда дверь медленно начала открываться, я была готова увидеть что угодно – обнаженную женщину, добропорядочного семьянина, глухонемую старушку… Но из темноты прихожей в лицо мне смотрело дуло тяжелого пистолета, зажатого в крепком кулаке, а это было уже слишком.

С моих губ так и просились слова: «Простите, я, кажется, ошиблась дверью», но человек с пистолетом меня опередил.

– Быстро заходите в квартиру! – произнес он тоном, не допускающим возражений. – И ни звука!

Я уж было подумала, что нас с Виктором разлучают, но человек тут же добавил:

– К тебе, парень, это тоже относится!

Я выполнила все рекомендации этого типа, и тотчас чьи-то сильные руки отшвырнули меня к стене. От удара у меня перехватило дыхание. Пока я приходила в себя, в прихожей вспыхнул свет.

Рассмотреть я ничего не успела – меня бесцеремонно поставили лицом к стене и приказали не двигаться. То же проделали, похоже, и с Виктором. По звуку шагов я поняла, что, кроме нас, в прихожей присутствуют по крайней мере двое мужчин.

– Обыщи их! – распорядился один из них каким-то будничным, даже скучным голосом, будто вся эта катавасия с пистолетами и обысками надоела ему до тошноты.

Меня обыскали и отобрали удостоверение. Вряд ли у Виктора содержимое карманов было богаче, если не считать, конечно, стреляной гильзы.

– Газета «Свидетель», – прочел голос запись в удостоверении и хмыкнул. – Как тесен мир! Кто бы мог подумать!

– Что будем делать? – нетерпеливо спросил второй голос. – Время идет!

– А куда торопиться? – скучно заметил первый. – Винта мы теперь упустили. Начинай все сначала! Побеседуем с журналистами – может, они что-то подскажут?

– Не нравится мне здесь, – нервно отозвался второй. – И Монах вот…

– Монаху теперь одна дорога, – сурово сказал первый. – Не суетись. И поменьше болтай! Давай, за дело! Ведем их на кухню!

Я почувствовала, как меня хватают за плечо и между лопаток у меня в тело вонзается ствол пистолета.

– Иди вперед, девушка! – приказали мне. – И не оборачивайся!

Меня препроводили на темную кухню и поставили на фоне окна. Потом рядом со мной оказался Виктор. Теперь наши силуэты могли служить прекрасной мишенью для этих подозрительных типов, которые расположились в темном углу кухни и практически были для нас неуязвимы.

– Без шуток, ребята! – предупредил все тот же скучный голос. – Прикончим на месте.

Шутить в таком положении мог только очень веселый человек. Мне, например, не приходило на ум ничего веселее похорон.

– Ответите на наши вопросы – останетесь живы, – успокоил нас голос. – Мы не звери какие-нибудь.

– А нельзя ли узнать, кто вы такие? – вежливо спросила я.

– Кто мы? – задумчиво проговорил невидимый собеседник и, почему-то вздохнув, ответил: – Бизнесмены, кто же еще…

После этого признания настроение мое ненамного улучшилось. Тем более что оно ничего не объясняло. Я терялась в догадках. Кто эти люди? Какое отношение имеют они к Тимохе? И, наконец, кто такой этот Монах, у которого осталась одна дорога? Я могла терзаться сколько угодно – мне было предложено отвечать на вопросы, а не задавать их.

– Перво-наперво, что вы делаете в этой квартире? – спросили из темноты.

Была не была, подумала я, буду отвечать правду. Сейчас самое главное – выбраться из этой квартиры живыми. Разумеется, правду я буду говорить не всю, а только ту, в которой возникает жизненная необходимость. В конце концов, папарацци я или нет?