Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Маша отпила кофе, отломила ложечкой кусочек от пирожного.
Итак, что получается? Получается полный кавардак в ее жизни!
Сначала ее кто-то терроризирует звонками на домашний телефон. Звонит и молчит. Звонит и молчит. Ни угроз, ни шантажа, ни просто мерзких слов. Только глупое тупое молчание.
Потом погибает ее подруга, а у нее нет никакого алиби. Но отсутствие алиби – это еще не доказательство. К тому же у Шпагина не оказалось ни единого мотива, который он мог бы с радостью ей прилепить. Мямлил что-то про возможную ревность к собственному мужу, но Вовка, дай бог ему здоровья хоть за это, все гневно отверг.
– С ума сошли?? – прошипел он на Шпагина, когда тот приперся к ним как-то поздним вечером якобы для беседы. – Я и Зойка?? Вы ее видели??
Брезгливый ужас на лице ее супруга был более чем красноречив. Шпагин все угадал, как надо.
– Н-да… – только и нашелся он, что ответить.
Больше никаких вразумительных мотивов для Маши не нашлось.
Он принялся теперь копать будто бы в другом направлении. Решил поискать среди Зойкиных знакомых и воздыхателей возможного убийцу. Пока таких не находилось. Все в один голос утверждали, что Зойка была золотым человеком и убивать ее было не за что.
– Она не имела скверных знакомств, – отвергла так же и эту версию Маша. – Она была очень разборчива в знакомствах. Очень! Чего и мне желала. И понимаете… Она ведь не собиралась ко мне идти. Совсем не собиралась! Она просто гуляла, тут я со своим звонком. Вся на нервах. Она и решила домой ко мне зайти, чтобы наподдать тому, кто меня изводит.
– Н-да… – снова щелкнул языком Шпагин, разговор этот происходил все в тот же вечер, когда Вовку передернуло от возможных его отношений с Машиной подругой. – А наподдали ей, получается? Кто? И за что?
– Ну, вопрос кто, как бы вырисовывается. Возможно, это был как раз тот человек, который названивал мне. И за что, тоже понятно. Зойка его застала в моей квартире и…
– Да, да, мы с вами уже это обсуждали, – напомнил ей Шпагин.
Он однажды напросился ее провожать после допроса в своем кабинете и сожрал за ее счет половину огромного пирога в этом вот заведении. Поговорить толком им тогда так и не удалось. Народу в кофейне оказалось много, было очень шумно, Шпагин жевал и смотрел на нее рассеянно. Маша потом долго сомневалась, а помнит ли он вообще хоть что-то из того, что она ему сказала?
Оказывается, помнит. И в полиции даже проверили достоверность ее утверждений о телефонном террористе. И убедились в том, что все звонки на ее домашний номер поступали с разных концов города с телефонов-автоматов. А последний с ее домашнего на ее мобильный.
Но это, оказывается, им ничего не дает! Это так, ерунда!
– Труп в вашем доме – это серьезно! А все эти звонки всего лишь глупые хулиганские выходки.
На какое-то время Шпагин от нее отстал, а тут снова история. Теперь куда более серьезная. Поскольку какая-то тетка из отцовского подъезда видела ее со спины как раз в то время, когда отцу пробили голову. И в то время, приблизительно, когда у Маши случилась амнезия.
И Шпагин, гад, вчера позвонил и намекнул, что, возможно, мотив-то у Маши все-таки был.
– Если принять во внимание, что ваша подруга застала за мерзким занятием вашего отца в вашей квартире, то все более или менее становится понятным, – и когда Маша накричала на него, пояснил: – Они повздорили, он ее убил по неосторожности. Потом вы догадались, кто это сделал, и отомстили за подругу. Как вам такая версия?
– Чушь собачья!!! – И Маша швырнула трубку.
В сумочке, лежащей на столике, завозился мобильник. Она порылась там, достала телефон. На дисплее высветился номер пасынка ее тетки. Маша поморщилась. Вот кого ни слышать, ни видеть совершенно не хотелось, так это его…
Он позвонил ей дня за два до трагедии с отцом, или накануне, и загадочным голосом оповестил, что у него для нее сногсшибательная новость.
– Машка, ты просто оползешь, когда узнаешь! – рассыпалось восторгом конопатое чудовище. – Ты просто офигеешь!
– Виталик… Ты бы был посдержаннее в эмоциях, – поморщилась тогда Маша. – И с чего это мне оползать?
– Это такая новость, Матрешка!!!
– Еще раз так меня назовешь, получишь в зубы! – предупредила она его, стиснув собственный рот до скрежета.
– Мишке можно, а мне нет? – скалился Виталик. – Я же тебе хоть и не родственник, но все же не чужой. И хоть бы немного, но добра желаю.
– Желай дальше, – покивала она, скептически посмотрев на табло телефона.
Прямо под номером крупной рыжей точкой угадывалась фотография не чужого ей человека. Ее она сделала в тот день, когда этот прохвост пытался оспорить теткино завещание. А то порой, когда он звонил, не могла вспомнить, кто такой Воеводин Виталик. Фото получилось смазанным, но колоритным – большая рыжая точка в лиловом джемпере. Теперь ни за что не забудешь.
– Но хочу предупредить… – Маша снова прижала телефон к уху.
– Ну? – Виталик сразу занервничал, начав шумно дышать в трубку.
– За новость платить не стану.
Виталик вечно все всем продавал. Дай ему волю, он бы продавцом воздуха устроился у дверей собственного подъезда.
– Ну и черт с тобой! – сразу оскорбился Виталик. Он не ожидал, конечно же, что она так быстро разгадает его затею. – Еще пожалеешь!
Об этом разговоре она забыла. Вспомнила только теперь. И вспомнила также, что произошел он за два дня до того, как ее отца чуть не убили. Зря она все же поскупилась тогда. Может, Виталик и правда что-то такое знал? Ладно, перезванивает, значит, решил сбить цену. Она теперь заплатит, точно заплатит.
– Алло? Слушаю тебя, Виталик!
– Простите, с кем я говорю? – Голос в трубке точно был не рыжего.
– А-ааа я с кем?
Почему-то сразу внутри все заныло и заворочалось. Стоило услышать чужой голос вместо Виталькиного, так сразу ладонь, сжимавшая мобильник, сделалась влажной.
– Ваш номер был в телефонном наборе потерпевшего одним из последних, – ответил мужчина.
– Ага… – Маша зацепила большой кусок пирожного, сунула в рот, чтобы не завизжать от ужаса, и принялась интенсивно жевать. – А почему потерпевшего? Виталик… Он… Что с ним, черт побери?!
– Девушка, успокойтесь, – торопливо перебил ее звонивший. – Мы пока ничего не знаем.
– А Виталик?! Он жив?!
Ей вдруг так захотелось, чтобы это рыжее лохматое чудовище, уже родившееся алчным и противным, оказалось живым и невредимым. Пусть с ним ничего не случится!!! Пусть он и дальше живет и вредничает! Пусть звонит ей, клянчит деньги, грызется с ней из-за теткиного дома. Пусть все это будет! Только бы он был жив!
– Мы не знаем.