Она пошла на кухню, вернулась с пакетом, эти мгновенияпоказались мне вечностью. Я сунула фотографию в пакет и поспешно простилась сней, боясь, что свалюсь в обморок. Наконец я оказалась в подъезде. Дверь замоей спиной захлопнулась, я спустилась по лестнице, вцепившись в перила,дождалась, когда туман перед глазами рассеется, торопливо достала папку исунула ее в пакет. Я не сомневалась, что это те самые бумаги. Отсканировав их,Павел спрятал документы здесь еще несколько лет назад и с тех пор у матери непоявлялся. Чего в этом было больше: беспокойства за бумаги или за ее жизнь,непонятно, но такое его решение позволило сохранить и то и другое. Те, кто заним следил, знали: к матери он не приезжал, и искать у нее не стали. Не былоникакой банковской ячейки, и Ник тянет пустышку, разыскивая Морячка, документыу меня в пакете.

Я села в машину и попыталась успокоиться. Мне очень хотелосьзаглянуть в папку, но я запретила себе даже думать об этом. Я ехала к себедомой, мою квартиру нельзя назвать надежным местом – и Ник и Рахманов любилипоявляться у меня неожиданно, но ничего другого мне в голову не приходило. Врядли пакет в моих руках вызовет подозрение, если я буду вести себя естественно. Ясмогу? Черт… мне нужно еще немного везения.

Я бросила машину возле подъезда, неуверенно посмотрела наокна, похоже, гостей у меня нет. Поднялась на свой этаж, открыла дверьквартиры, заглянула в комнату, потом на кухню. Подумала и принесла стул,поставила его возле двери, потом заперла ее на ключ. Вошедший непременноопрокинет стул, и я услышу шум.

Наверное, со стороны я напоминала сумасшедшую, нервные,резкие движения, напряженный взгляд. Наконец я устроилась за столом и досталапапку, она была застегнута на «молнию». В папке оказались бумаги, для начала яих бегло просмотрела. Документы с печатями и подписями, список фамилий, опятьдокументы. Нервозность понемногу оставила меня, и я принялась изучатьвнимательно один лист за другим. Я не знала, сколько потратила на это время,но, когда взгляд мой упал на часы, удивилась: уже вечер. Прошло не меньшечетырех часов.

В руках у меня была «бомба», оставалось решить, что с нейделать. Даже не владея особыми знаниями, я поняла: Долгих, по крайней мере, трипредприятия получил незаконно. С бывшим компаньоном вырисовывалась тожезанятная картина, он уступил свои права Долгих, а потом скончался. К документамбыл подколот листок, какое-то письмо, поначалу мне оно интересным непоказалось, пока я не догадалась сравнить подписи компаньона Долгих на письме ита документах. Вряд ли их поставил один и тот же человек, а это значит, чтодокументы были оформлены уже после смерти компаньона. Долгих навернякапостарался уничтожить образцы его подписи, чтобы не с чем было сравнивать, нопредусмотрительный начальник охраны одно письмецо сохранил. Но это еще не все.То, что Долгих очень многое прибрал к рукам в нашем городе, было мне хорошоизвестно, то, что действовал обманом и убийствами не брезговал, тоже. Но я иподумать не могла, какой властью он обладал, они обладали, потому что Долгихвовсе не был одинок: если верить бумагам, рука об руку с ним наживали деньгиеще шестеро, заключив негласный союз. Эта семерка контролировала буквально все:одни имели огромные деньги, а другие занимали ключевые посты, что и позволялоим плевать на закон без всякого опасения. Я почувствовала головокружение, мнестало ясно: даже имея на руках эти бумаги, я бессильна. Стоит заикнуться о них,и я окажусь в ближайшей канаве с перерезанным горлом, а бумаги вернутся кДолгих. В этом городе не было человека, способного противостоять этим семерым.Я запрокинула голову, разглядывала потолок и чувствовала себя абсолютнораздавленной. Бомба, которая убьет только того, кто завел часовой механизм.Бесполезные документы… впрочем, Ник, к примеру, извлек бы из них колоссальнуювыгоду. Павел тоже пытался. Наверное, он тоже надеялся на что-то, когда послесмерти друга бумаги оказались у него И, наверное, как и я, ощутил жуткуюпустоту в душе и безнадежность. И в конце концов решил на них заработать. Иливсе было иначе? И он с самого начала хотел только одного: получить свой кусокпри дележе? Для этих типов миллион сущий пустяк, они бросят его, как костьсобаке. Я потерла виски руками, прошлась по комнате. Вид документов на столе причинялпочти физическую боль. Я собрала их, сунула в папку. Бесполезный груз, нелепаяшутка судьбы. Я могу отдать им бумаги, потребовав вернуть сына. И уеду отсюда.Долгих согласился на это в прошлый раз, возможно, согласится и теперь. ТолькоРахманову ничто не помешает, выждав время, вновь забрать сына или поступить ещепроще: пристрелить меня. Ник всегда к его услугам. Но не страх останавливалменя, мне претила мысль о том, что они опять выиграют. Эта мысль доводила менядо лютого бешенства, до алых кругов перед глазами. И я знала, точно знала, чтоникогда не соглашусь на это.

Больше всего сейчас мне хотелось напиться до бесчувствия, номне это никогда не удавалось, ноги не слушались, а вот сознание все равнооставалось ясным.

Однако я отправилась в ближайший кабак, а потом кочевала изодного в другой, усердно вливая в себя водку под неодобрительными взглядамибарменов, пока наконец не поняла: если не отправлюсь домой, то, скорее всего,свалюсь под стол. Я брела к дому, сунув руки в карманы, раскачиваясь из стороныв сторону, то хохотала, как безумная, то начинала реветь. Потом гоняла пивнуюбанку по пустынной улице и вдруг с веселым озорством сказала:

– Плевать мне на мою гребаную жизнь.

Я ввалилась в квартиру и сползла по стене на пол, напротивплаката с Че Геварой, и начала приставать к команданте. Он был лучшим в миресобеседником, потому что умел слушать.