– Ну а в случае со мной… Звук падающей капели лишь дал моему организму импульс к вхождению в резонанс с вибрациями бесконечного пространства. В итоге сто триллионов клеток моего тела «запели» в унисон не только друг с другом, но и со всем мирозданием. И не только клетки, но и молекулы, и атомы, и частицы атомов, из которых эти клетки состоят, и они тоже «затянули» единым, идеально слаженным хором.

Мне показалось, что в своих объяснениях Николай начал повторяться и привносить никчёмные усложнения.

– И откуда сия информация?

– Оттуда, – Гудимов показал пальцем на небо. – Отчасти из Интернета, но в основном из этой необъятной сферы. Из тех же глубин космоса, откуда получали информацию великий инженер-учёный Никола Тесла и многие ясновидящие и пророки. Кроме того, благодаря возникшей связи с мирозданием у меня открылись дополнительные способности, правда пока небольшие, о которых прежде я и не догадывался.

– Дас ист фантастиш! – не сдержавшись, воскликнул я с некоторой долей скепсиса.

– Он опять не верит!

– Верю, только в голове не укладывается.

– Ещё бы, понимаю! У меня порой в мозгах тоже такой шурум-бурум!

– Ты сказал, что появились новые способности. Какие, например?

– Хотя бы предвидение событий. Взять твоё появление в Томарине. Мне уже дня за три до этого стали приходить настойчивые мысли о приезде некоего «важного господина». Я даже знал, какое авто его может доставить. Всё так и произошло на самом деле.

Что касается новых способностей Гудимова, то у меня и тогда появлялись сомнения в них, и потом – тоже. Не исключено, что тут он немало напридумывал. Иначе не случилось бы тех опасностей, которые вскоре ему довелось пережить. Человек, знающий будущее, наверняка избрал бы другой, более надёжный жизненный путь.

В то же время я допускал, что мои сомнения в его новом даре могли быть ошибочными. Известно ведь – большинство провидцев, делая предсказания о других, не знают свой завтрашний день, и к данной категории, не исключено, относился и мой Николай.

– Ты помолодел лет до тридцати, – сказал я между прочим. – А почему, к примеру, не до девятнадцати или сорока?

– Потому что, приблизительно, такому возрасту соответствует наша Вселенная – в космическом масштабе. Она молодая, и ей ещё развиваться и развиваться. Говорю, она как бы подгоняет меня под своё естество. И ещё… Я чувствую, что процесс возвращения молодости не остановился, и в этом плане вашего покорного грациозо ждут новые приятные сюрпризы.

Слушая Гудимова, я не переставал размышлять о метаморфозах, происшедших с ним, в том числе о степени его ясновидения.

Мне были знакомы несколько энтузиастов, умевших погружаться в изменённое состояние сознания, открывавшее дополнительные возможности – не очень значительные, но тем не менее они появлялись.

Некоторые из них даже пытались получать ту или иную информацию из глубин мироздания, где, по современным понятиям, находится высшая мыслящая и созидательная субстанция. Только здесь их поджидали неудачи – попытки сии всякий раз оказывались тщетными из-за того, что нужный метод достижения поставленной цели представителям данной группы оставался неизвестным.

Между тем метод мог быть очень и очень простым. Ведь получилось же войти в контакт с краешком этой высшей субстанции моему моряку – личности, являвшей собой далеко не передовую часть человеческого сообщества, а как бы его осколок! В который он превратил себя, опустившись до бомжа! И он не прилагал для контакта никаких усилий, всё получилось простым, естественным путём, независимо от его воли, а как бы само собой.

Перед глазами вдруг всплыла давнишняя, накрепко врезавшаяся в сознание картина, на первый взгляд пустяковая, однако дававшая довольно чёткое представление о некой линии человеческой деятельности и, по моему разумению, имеющая большой глубинный смысл.

…Это была обычная, ничем не примечательная поездка на городском автобусе, двигавшемся по раз и навсегда установленному маршруту. Я сидел, привалившись к спинке сиденья, и думал о чём-то своём.

А прямо перед моим носом, на расстоянии какого-нибудь полуметра, несколько мух беспомощно бились об оконное стекло, пытаясь выбраться из автобусного салона в открытое пространство. И очевидно получая от этого биения немалые травмы.

Окно было не совсем плотно закрыто, рядом с мухами, в нескольких сантиметрах, сквозила узкая вертикальная щель, через которую легко можно было выбраться на свободу. Но ни одно из насекомых так и не догадалось податься немного в сторону, чтобы достичь заветной цели, и они так и продолжали бестолково колотиться о неодолимую прозрачность.

Нечто похожее происходит и с абсолютным большинством людей при попытках связаться с космическим информационным полем, то есть с определённой областью высшей силы. Словно мухи, бьются они о незримую преграду, вместо того чтобы сменить позицию и легко и просто получить доступ к самому главному – средоточию истинных знаний.

И всё же кое-кому общение с высшей субстанцией удавалось. Не случайно, как в истории с моим моряком, а благодаря определённому методу или подходу. Мне это совершенно точно известно, потому что с одним из них я встречался прежде.

Фамилию его я не знал ни в то время, ни сейчас, помню только, что это был татарин по имени Гайнутдин. Это имя толкуется как «богатый верой». И у него была жена Маргуль, что означает «королева цветов»; увидев её впервые, я сразу подумал, что своим обликом она полностью соответствует данному ей имени.

Познакомился я с ними более двадцати лет назад, вскоре после нашего с Николаем Гудимовым бегства от бандитов.

До меня допрежь того доходили слухи о Гайнутдине и его необычных, главным образом целительских способностях, дарованных свыше, но я не придавал им какого-либо значения. Мы ведь нередко видим и слышим только то, что хотим видеть и слышать.

Тогда, расставшись с моряком, я поселился в Ольмаполе, в городе, где прошли мои детство и юность и откуда ещё в советские времена наша семья уехала в поисках лучшей доли. Мне надо было отлежаться и прийти в себя после злоключений, которые я пережил.

Никого из знакомых в сём старинном городе с сохранившимися купеческими особняками у меня не осталось. Я бродил по улицам, сталкиваясь лишь с редкими чужими взглядами и всё больше укрепляясь в правильности своего решения поселиться именно в этом провинциальном городке, который находился как бы на отшибе от большой постиндустриальной жизни.

Я снял комнату у одной пожилой женщины, обитавшей в Тихоновке, пригороде Ольмаполя, в домике на крайней, в один порядок, улочке Садовые Выселки, фасадными окнами смотревшей на неширокую пойму, заросшую высоким камышом.

Дальше за поймой несла свои воды могучая Ольма, берега которой в тех местах раскинулись километров на восемь друг от друга.