– Ну и что всё это значит? – сказал он, глядя на клубок травы. Им играл ветерок. Чем-то он походил на охотничью собаку, с нетерпением готовую сорваться в любой момент на поиск дичи.

Фёдор шагнул к нему. Клубок, словно не желая даваться в руки, тут же покатился по тропинке. Фёдор оглянулся, он знал наверняка, что за ним сейчас никто не наблюдает. И решил следовать за растением, почему бы и нет, если их пути совпадают?

Дальше тропинка раздваивалась. Та, что вела вперёд, совсем заросла, её следы с трудом угадывались под густой травой. Перекати-поле выбрало ту, что огибала правее, шла в обход Водников. К своему удивлению, Фёдор вынужден был признать такое изменение маршрута разумным: заболоченная местность прямо по курсу могла сулить немало сюрпризов. Происходящее интриговало всё больше.

– Ну, и куда ты меня ведёшь? – пробубнил Фёдор.

Не совсем разумное занятие – разговаривать с растением, в других обстоятельствах, возможно, даже комичное, только их не было, других обстоятельств, давно не было. Все системы координат смещены, и перекати-поле, растение без корней, которое гонит не ветер, а чья-то воля, теперь не самая диковинная вещь. Возможно, это и западня, но Фёдор почему-то так не считал.

Этот тёмный зов, что стелился по другому берегу Клязьмы, там, где был когда-то яхт-клуб «Буревестник» – в древних лесах на той стороне, всегда укрытой плотной тьмой, – его не присутствовало в весёлом беге растения без корней. Фёдор остановился, но сейчас для того, чтобы посмотреть на противоположный берег. И что-то там, словно почувствовав, тут же заинтересовалось им. В этих древних лесах всегда жило что-то плохое, это стоило жизни Лии и чуть не стоило жизни ему; туда своим дальним пролётом уходил мост, с которого они тогда сорвались вдвоём…

(Потому что ты перерезал страховочный трос. Хотел сохранить жизнь Хардову. Хотя он тебя об этом не просил. Ты лишил его любимой! Как ты мог принять решение за него? Кто тебе позволил? Кто?! И он тебе этого никогда не простит.)

Фёдор обернулся. Перекати-поле терпеливо ждало. Тут же задорно подпрыгнуло на месте, и тёмный сырой морок рассеялся. Голубая вода, отражающая чистое небо, заискрилась блёстками, что-то с того берега разочарованно отступило. И Фёдор решил довериться клубку.

– Ну, идём, – обронил он.

Следовало признать ещё кое-что. Перекати-поле появилось в тот момент, когда он размышлял, что время свидания с мостом, с местом, где закончатся иллюзии, ещё не пришло. Должно сложиться что-то новое. Конечно, всё ещё может и обернуться западнёй, но что-то подсказывало Фёдору, что он сейчас совершил пусть и небольшой, крохотный шаг, который приблизит его к Хардову и приблизит его к Еве.

Клубок вёл его за собой достаточно долго, но даже когда Фёдор понял наверняка, что он уже больше здесь не один, и вот-вот нечто произойдёт, он всё ещё не считал это западнёй. Лишь перевёл оружие в боевое состояние, а указательный и средний пальцы правой руки мягко положил на спусковой крючок. А потом большой, поросший травой пласт земли прямо перед ним был молниеносно откинут вверх. Боковым зрением Фёдор видел, что точно такое же происходит везде вокруг него. И из ям, что были так искусно прикрыты, в буквальном смысле слова повыпрыгивали обитатели этого места. В воздухе повисли странные звуки: для боевого клича в них не хватало напора, скорее, сигналы тревоги, опасности, призыв совместно противостоять чужаку. Фёдор остановился, подняв руки открытыми ладонями перед собой и чуть опустив взор, и ждал. Наверное, в случае угрозы, агрессии с их стороны, он с лёгкостью мог бы разделаться с ними, перестрелял бы всех без труда, но их было очень много, и он просто ждал.

Клубок перекати-поле привёл его в деревню собирателей, одичавших, деградировавших людей. Гиды называли их «мародёрами». Они обитали в землянках, поклонялись Матери Сырой Земле, полагая, что лишь она одна сможет укрыть их от тумана и от тех напастей, что творились в чуждом, непонятном и злом мире за пределами их деревни. Собственно на этом сведения Фёдора о собирателях заканчивались. Ну, может быть, ещё, что рано или поздно, по мере решения первостепенных задач, их предполагалось цивилизовать. Совсем скоро Фёдор убедился, насколько его знания о собирателях, мягко говоря, неполные.

3

«У некоторых из них проблемы с самосохранением, – подумал Фёдор. – И это может быть опасно. А некоторые, не все, конечно, даже разучились разговаривать».

Они стали подходить к нему боязливыми шагами и, не прекращая своих странных воплей, окружили со всех сторон, как стая павианов. Не ясно, почему пришло сравнение именно с павианами, но Фёдор ждал, не поднимая глаз. Первый контакт, первое прикосновение окажутся решающими. Они все были в обносках какой-то одежды, женщины почти голые, но запаха немытых тел в воздухе не присутствовало. Вот, наконец, самый смелый из них, вихрастый поджарый дед с очень смуглым лицом сделал выпад, дотронулся до Фёдора и отскочил как ошпаренный. На худых бёдрах у деда кокетливо висел широкий пояс со множеством побрякивающих цепочек. Фёдор даже представить не смог, откуда у него это взялось. Оглядев свою руку, словно убедившись, что она цела, дед разулыбался, обнажив почерневшие гнилые зубы. А потом затараторил что-то своим соплеменникам, демонстрируя сохранность конечности и одновременно указывая на чужака. Фёдор сумел разобрать только что-то типа: «Ма-а-ага-маа-агага».

Следующим решился деловитый юноша, похожий на деда, вихрастый, только блондин, но с таким же смуглым лицом – возможно, внук, а, возможно, и сын; определить их возраст было трудно. С опаской, подозрительно косясь, дотронулся до Фёдора, тут же убрал руку, но не отпрыгнул. Следующее прикосновение вышло более аккуратным: провёл Фёдору по плечу, шее, чуть задержался на лице. Фёдор осторожно поднял взгляд и улыбнулся юноше. Тот на мгновение напряжённо застыл, но тут же расплылся в ответной улыбке. А потом громко возвестил:

– Маа Агнец! Маа-агаа…

И всё поменялось. Собиратели вплотную окружили Фёдора и начали ощупывать его. Ноги, руки, тело, но в основном лицо. Так же, как и дед, демонстрировали друг другу сохранность членов и, довольные, смеялись, указывая на гостя. Фёдор тут же сделал ещё одно открытие: от их прикосновений исходило какое-то умиротворение, словно они были счастливы и невинны, как дети. По поводу этой эмоции он не позволил себе обольщаться: с той же невинностью они могли бы и убить его, хотя сведениями о каннибализме среди собирателей он не располагал. К Фёдору подводили теперь женщин, и они дотрагивались до него, хихикая задорно, но щёки их не розовели и взглядов дамы не отводили. Фёдор почему-то поймал себя на мысли, что, скорее всего, в деревне собирателей царит матриархат. А голосов «Маа Агнец» вокруг становилось всё больше, и как только к ним присоединились женщины, закончив процедуру знакомства, всё превратилось в один громкий призыв:

– Маа Агнец! Маа Аа-гнец!

Фёдор понял, в чём дело. Толпа расступилась: к нему подводили древнюю старуху. Медленно, небольшими шажками её вели, бережно взяв под руки и подняв над ней изрядно потрёпанный зонтик. Старуха была почти лысой и, скорее всего, слепой, как крот; жиденькие спутанные волосёнки свисали на глаза, каждый из которых мог похвастать огромным бельмом. К своему изумлению, Фёдор обнаружил на ней что-то вроде корсета; прямо по центру лба искусно нарисованный третий глаз. Не меньшее изумление вызвала юбка старухи – это был прекрасно сохранившийся мужской килт. Её остановили прямо напротив Фёдора и отступили. Старуха подняла на него незрячие глаза, а потом обе руки. Повисла полная тишина, даже с любопытством выпрыгивающие из-за спин взрослых дети молчали. Она не дотронулась до его лица, но Фёдор почувствовал исходящее от её рук тепло. Этим теплом она словно ощупала каждый его изгиб. Беззубый рот расплылся в улыбке: