Макс поправляет очки, которые, кажется, постоянно норовят сесть криво на его носу.

– Я делал вулкан из уксуса и пищевой соды, когда учился в школе.

– Это звучит скучно. А теперь скажи нам, что делать.

Макс идет к шкафу и возвращается с ящиком и спортивной сумкой. Он объясняет, что перед тем, как мы проведем исследование места, нам нужно изучить возможных духов, которые могут быть там, и как это поможет нам связаться с ними.

– Тебе нужно понять разницу между местными легендами и фактами. Если где-то есть призраки, то они могут быть там лишь с определенной целью. Будьте готовы выслушать их беспристрастно вместо того, чтобы ожидать, что вам должны все рассказать.

Я наклоняюсь вперед, очарованная идеей связаться с духом. По крайней мере, с тем, кто не является моей мамой. Сойер же, напротив, все время скрещивает и разгибает ноги, и ему, видимо, тут так же уютно, как омару, которого вот-вот положат в кипящий котел.

– Знаете ли вы, что Томас Эдисон однажды сказал в интервью, что пытался создать телефон для разговоров с призраками? – спрашивает Макс. Сойер качает головой, а я делаю записи в своем блокноте.

– У большинства духов не хватает энергии, чтобы издавать слышимые ухом звуки, но некоторые могут собрать ее достаточно, чтобы оставить звук на записи, – продолжает Макс. – Некоторые люди верят, что призрак не может говорить, но может выработать столько энергии, чтобы изменить статику рядом с катушкой микрофона и таким образом создать голос для общения. Этот тип коммуникации требует очень много энергии, поэтому большинство ЭГФ, или электронных голосовых феноменов, очень короткие.

– Но ведь есть призраки, которых люди могут видеть и слышать, – говорю я. – Как это возможно?

– Полнотелые видения – редкое явление, но такое случается. Эти призраки очень сильны, – Макс открывает свою спортивную сумку и достает диктофон. – Мне нравится пользоваться цифровыми записывающими устройствами, потому что я могу прогонять записи через компьютер. Призраки находятся в другом измерении, оно отличается от нашего, а это значит, что они общаются на другой частоте. Они могут общаться быстрее нас или медленнее. Мы можем использовать компьютер, чтобы найти эти различные частоты.

Губы Сойера недоверчиво сжимаются, и Макс замечает это.

– А что ты думаешь по этому поводу?

Пальцы Сойера двигаются, как будто это ответ, но затем он говорит:

– Похоже, ты создаешь доказательства того, чего не существует.

– Подожди с выводами, пока не услышишь прямой ответ на конкретный вопрос на ЭГФ. Тогда ты поверишь.

Затем Макс объясняет, как работает ЭГФ, и показывает нам различные типы того, что он называет «призрачными ящиками». Скептицизм, похоже, является врожденной чертой ДНК Сойера, и внутри меня все опускается, когда я понимаю, что не могу заставить его поверить.

– Я прямо слышу, как ты говоришь, что мы должны вложить свои деньги, чтобы сделать этот проект, – говорит Сойер.

Дерьмо. Мальчик, который ездит на «Лексусе» и не может заплатить за аренду, не будет заинтересован в работе, которая ему влетит в копеечку. Просто класс.

– Как правило, да, – отвечает Макс, – но в вашем случае – нет.

Брови Сойера приподнимаются, а я словно оказываюсь в тупике.

– Как это?

– Я могу одолжить вам оборудование, необходимое для выполнения вашего задания.

Макс скользит к краю своего кресла, и оно наклоняется вперед под его весом. Он смотрит на меня печальными глазами, полными жалости, и в животе у меня все сжимается. О, Боже, он все знает, и ужас осознания парализует меня.

– Макс, – я пытаюсь что-то сказать, но язык заплетается. Мое сердце бьется слишком быстро, и он либо не слышит меня, либо понимает мое отчаяние, либо ему все равно, потому что он не останавливается.

– Ви, твой отец рассказал мне об опухоли в твоей голове, и я даже не могу выразить, как мне жаль. Всякий раз, когда вижу тебя, ты вызываешь у меня улыбку тем, как живешь – на полную катушку. Как будто в твоем мозгу нет ничего инородного. Ты восхищаешь меня, и я хочу, чтобы ты наслаждалась этим проектом на сто процентов.

Воскресенье, 10 февраля:

Сегодня вообще не лечили. Я даже не успела расстелить свои одеяла.

О, дорогой дневник, я в ужасном положении. И Фрэнк, и Гарри приходили ко мне. Гарри хочет, чтобы я сидела с ним и только с ним. Фрэнк ничего не говорит, но он продолжает «обиженно молчать», что заставляет меня чувствовать себя хуже, чем если бы он злился.

Думаю, что Вероника рассердилась на меня. Правда, мне бы хотелось, чтобы она перестала, но этого не произошло. Она пошла домой пешком, и мне это не понравилось.

Пока я оттаскивал ящик с оборудованием Макса и спортивную сумку к своей машине, укладывал все в багажник, она уже ушла. Я поспешил за руль и догнал ее, но она велела мне уезжать. Я согласился с тем, что она сказала: идти недалеко, но я привез ее туда, и мне показалось правильным быть тем человеком, который отвезет ее обратно, но она попросила меня уйти, даже добавив «пожалуйста».

Именно то, какое сильное желание остаться в одиночестве выражал ее взгляд, заставило меня уехать. Она сказала мне в общей сложности шесть слов, но я хотел большего. Мне нужно было больше. Но ее обиженное выражение лица победило, и теперь я чувствую себя еще большим придурком. Потому что отпустил девушку с опухолью мозга домой одну.

Эвелин жила более ста лет назад, и я прекрасно ее понимаю. Иногда молчание ранит сильнее, чем слова.

Толчок в плечо, и Сильвия садится в кресло во внутреннем дворике рядом со мной.

– Привет, незнакомец. Что ты там читаешь?

– Ничего. – Я снова сворачиваю дневник Эвелин в трубочку. Я делал это так часто, что края листов начинают закручиваться сами.

Мы в доме Сильвии, болтаемся на заднем дворе. Мигель выполняет переднее сальто с трамплина бассейна и, когда погружается в воду, раздаются одобрительные крики и возгласы от наших друзей, которые либо отдыхают рядом, либо плавают.

Здесь около двенадцати человек. Сочетание парней, с которыми я общаюсь, и девушек, с которыми общается Сильвия, создает то, что моя мама называет моим племенем. На гриле папа Сильвии готовит гамбургеры, а через открытые двери кухни в патио доносится смех ее матери и мамы Мигеля, когда моя наливает им всем еще по бокалу вина. Другие взрослые кружат вокруг главной тройки, борясь за то, чтобы их бокалы были наполнены и они были ближе к сплетням.

Уже поздно, вероятно, около полуночи, и бассейн освещен множеством огней внутри и вокруг. В неглубокой части Люси прыгает со ступенек, ведущих в воду, но затем быстро гребет обратно в безопасное место. На ней надеты нарукавники, поскольку она в равной степени очарована бассейнами и боится их. Странно, ведь единственная моя любовь – это вода и прыжки.