Айона поняла, что где-то его уже видела. Она наморщила лоб, пытаясь вспомнить. Попутно она вспомнила, что хмуриться и морщить лоб в присутствии коллег опасно, иначе заведующая отделом красоты опять всучит ей визитку какого-нибудь специалиста по ботоксу.

В поезде! Вот где она видела этот снимок. На экране мобильного телефона Эмми.

– Мы не заплатили за рекламу ни пенни и вообще не имеем к этому никакого отношения, но Физз, достоверность аккаунта которой подтверждена, действительно поместила этот снимок, снабдив его подписью: «Каждой девушке нужно время для себя любимой». И как видите, для чтения в ванной она выбрала именно наш журнал. Вот в какой аудитории мы нуждаемся. Физз – архетип современной женщины: в прямом смысле и применительно к названию нашего журнала. Я уже пытался выйти на нее через соцсети и ее агента, но ответа пока не получил. Наверное, Физз не читает то, что приходит ей в личку.

«И с каких пор люди стали „выходить на кого-то“ вместо обычных телефонных звонков? – подумала Айона. – Американцы не в счет, у них этот жаргон существует давно. Вместо „вернуться к обсуждаемому вопросу“, они говорят „отмотать назад“, а „нешаблонное“ мышление называют „внекоробочным“».

– Надеюсь, кто-то из вас вхож в круги, где вращается Физз? Хоть кто-нибудь?

Олли обвел глазами коллег, задержав взгляд на каждом, за исключением Айоны.

– Постойте. – Эд взмахнул ладонью, как дорожный полицейский. – Отмотаем назад на случай, если кто-то не знает, кто такая Физз. – Он уткнулся глазами в Айону. Неудивительно, что остальные тоже повернулись в ее сторону. – Вероятно, Айона думает, что Физз – это марка газированного напитка! – пошутил он и громко засмеялся собственной шутке.

– Хорошо смеется тот, кто смеется последним, – отчеканила Айона, добавив в голос максимум металла. – Вообще-то, Эд, я прекрасно знаю, что Физз – сенсация TikTok и, как оказалось, близкая подруга одной моей хорошей знакомой. Если хотите, я попытаюсь устроить ее встречу с нами. Пригласим Физз на ланч и обсудим возможное партнерство. Думаю, в «Савой-гриле» ей понравится.

Коллеги смотрели на Айону с неподдельным изумлением и, если ей не изменяло зрение, с оттенком восхищения. Она и сама была чрезвычайно довольна собой. Жаль, что нельзя торжествующе покинуть комнату, оставив их «генерировать идеи». Увы, этот номер не пройдет. Она приклеена к этой чертовой подушке до обеденного перерыва.

Пирс

18:17. Ватерлоо – Сербитон

День Пирса прошел на редкость скверно и уныло, и разговор с Айоной по пути домой лишь подтвердил это, став кульминацией. Он мог бы уехать раньше, но намеренно мешкал, бродя по пятой платформе, чтобы оказаться с нею в одном поезде.

Вчера вечером он полностью изменил свое мнение об этой женщине. Накануне Пирс больше часа провел в Интернете, выискивая материалы об Айоне. Оказалось, что в восьмидесятые и девяностые их с Би называли не иначе, как «сногсшибательными девушками». Интернет изобиловал их снимками с вечеринок, премьер, полетов на частных самолетах и роскошных празднеств. Айона была высокой, гибкой блондинкой с подчеркнуто равнодушным выражением лица. Би была еще выше: чернокожая красавица-статуэтка с африканскими косичками до пояса или немыслимыми прическами. Казалось, глаза Би сейчас выпрыгнут с журнальной страницы и, преодолев десятилетия, догонят его.

– Я погуглил материалы о вас, – признался Пирс. – Вы были просто потрясающей. Мне очень понравилось ваше тогдашнее прозвище Айона-Яхта.

Пирс старался говорить непринужденным тоном, сознавая – сейчас он переживал редкий момент самосознания, – каким мелким может показаться Айоне его новый интерес к ней.

– Да, было времечко, – ответила она. – Кстати, у меня никогда не было яхты. Зато я проводила немало времени, плавая на чужих. Прежде чем взяться за психотерапию, я вела в журнале колонку светских новостей. Нас с Би приглашали буквально повсюду. Даже платили, только бы мы появились. Не знаю, поверите ли вы, но в те дни открыто демонстрировать однополые отношения считалось нарушением всех мыслимых и немыслимых норм. Пресса называла нас «женственными лесбиянками». Папарацци следовали за нами по пятам.

– Охотно верю, – сказал Пирс, впервые обратив внимание на фигуру Айоны и ее выразительные глаза кобальтово-синего цвета.

Почему он раньше не замечал этих глаз? Неужели был настолько поверхностным, что не видел дальше слегка обвисшей кожи и морщин? Да, похоже на то.

– А вы сознаёте, что говорите обо мне в прошедшем времени? – вдруг спросила Айона. – От «сногсшибательной девушки» до «бывшей сногсшибательной девушки» прошли три коротких десятилетия.

Лицо Айоны стало невыразимо печальным. Только бы она сейчас не расплакалась. Разве допустимо плакать в поезде? Наверное, существуют правила, запрещающие подобное поведение в общественном транспорте. Если нет, то их обязательно стоит ввести.

Краешком глаза Пирс видел, как несколько пассажиров вокруг тайком набирали «Айона-Яхта» в поисковой строке своих мобильников и планшетов. Если раньше люди избегали садиться рядом с Айоной, то теперь места вблизи нее редко пустовали. Это он тоже заметил. Его спутница вдруг сделалась героиней вагонной мыльной оперы. Тогда кем же был он сам? Актером второго плана в первом сезоне?

– Простите, – пробормотал Пирс.

– Не волнуйтесь, проехали! – Она взмахнула перед лицом рукой, словно бы прогоняя подступающие слезы. – Я постоянно слышу это ото всех вокруг. Трагедия в том, что я осталась той же женщиной, какой была тогда. Я по-прежнему чувствую себя двадцатисемилетней.

– Но с тех пор вы наверняка стали гораздо мудрее, – вставил Пирс.

– Да, это правда. Однако общество, помешавшееся на молодости, не воспринимает меня такой. Всякий, кому перевалило за пятьдесят, кажется окружающим… как теперь говорят… «не в формате». Словом, мы самые настоящие динозавры.

– Уверен, что это не так, – возразил Пирс, хотя до вчерашнего вечера и сам придерживался такого же мнения. – Между прочим, я люблю динозавров. Вы не представляете, сколько времени я проводил в Музее естественной истории, когда был мальчишкой.

Он не стал добавлять, что главными притягательными сторонами музея были свободный вход и теплая, безопасная обстановка, царившая там. Он мог на несколько часов затеряться среди многочисленных счастливых семей, воображая себя их частью.

– Если бы в то время я вышла на улицу, надев мешок для мусора, все движение мигом бы остановилось, – фыркнула Айона. – Сейчас я могу идти по улице голышом, и никто не обратит на меня ни малейшего внимания.

Пирс был на этот счет иного мнения. Но ему совсем не хотелось думать о голой Айоне. Такие мысленные картинки порушат чей угодно день.

– Знаете, в Японии старших почитают, смотрят на них с уважением. Пожалуй, нам с Би стоило бы переехать туда. Жаль только, я не люблю