Как на счет более серьезных и больших военных предметов? Однажды в Южном Вьетнаме, во времена той самой большой войны, один пилот этой же южно-вьетнамской армии зашел в пикировании на сайгонский дворец собственного же южно-вьетнамского президента. Причем заход получился весьма удачным – бомбами снесло половину здания, ибо «Фантом» весьма бомбо-подъемная машина: восемь тонн – за так. Но что толку? Правитель, как назло, оказался в другом крыле дворца. Теперь, судя по детективам, дворец, по крайней мере, американского демократического избранника прикрыт группировкой ПВО. Но ведь у майора Забияки не имелось даже самолета. И к тому же, чтобы он с ним делал, если бы странным образом таковой добыл? Это Шварценеггер летает на чем попало – в Голливуде все допустимо, а в реальности, для управления самолетом требуется все-таки быть летчиком. Правда, у майора Забияки наличествовали в распоряжение штуковины более быстрые, чем истребитель – изделия нормировки 5В28. Однако попробуй, употреби их в одиночестве.

Конечно, рассказывают, что мол когда-то, в доисторические времена Союза ССР, один скучающий часовой умудрился нечто таковое совершить. Пусковые установки зенитно-ракетных комплексов стоят обычно по окружности вокруг какой-нибудь кабины управления. Без команды питание на них не подается, и потому их вполне получается вертеть по азимуту вручную хоть куда. Вот тот, инкогнито прорвавшийся в офицерские байки, часовой и повертел их немного туда-сюда. Никаких измерительных приборов – панорам с визирами – у него не наличествовало, так что действовал он на глаз. Каждую последующую ракету, находящуюся в режиме отмены готовности в горизонтальном положении, он навел на соседнюю. Конечно, там имелись всяческие мешающие делу земляные обваловки, но все же они не прикрывали пусковую установку полностью, так что надежда на исполнение акции у злоумышленника тлела хорошим бикфордовым шнурком. Наверное, в недалеком еще детстве, этот вооруженный по случаю караульной службы юноша весьма любил расставлять костяшки домино особым образом. Тогда они выкристаллизовывают различные композиции, и когда толкнешь крайнюю, то происходит грандиозное зрелище цепной реакции, а как следствие возникает новый, теперь уже статичный узор. В этот раз костяшками у него служили боевые ракеты. Их, к его сожалению, в боевом дивизионе мирного времени располагающем шестью пусковыми установками наличествовало всего-то четыре штуки. Тем не менее, дабы замкнуть процесс накоротко, он навел все ракеты последовательно, паровозиком, минуя пустые ПУ. Затем он отошел на некоторую дистанцию, снял предохранитель «Калашникова» и пальнул в твердотопливный ускоритель первой ракеты. Рассказывают, что по «принципу домино» ему удалось запустить три изделия из четырех. Наверное, врут.

Но все-таки конечно, использовать оружие как-нибудь по-придурочному вполне-таки возможно. Однако какое отношение это имеет к государственному перевороту?

С другой стороны, командир инструкторской группы государственного, по нынешнему «дэржавного» – полигона – это не какой-нибудь солдат-срочник. Знаний и умений куда по более, а главное, в распоряжении не какой-то ПМ или АКМ, и даже не «сладкая парочка» – спаренная пусковая установка «Джигит». Номинально, во владении майора украинского ПВО наличествовал ЗРК С-200Д – дальность действия более двухсот пятидесяти километров. Однако правительство Украины располагалось в Киеве, то есть гораздо дальше этой зоны поражения; причем, оно не парило в воздухе, разве что иногда. И значит, даже при желании, дабы таковое возникло всерьез, майор Николай Васильевич Забияка, все едино, не сумел бы произвести хоть что-то серьезное наличествующим у него оружием.

Даже обидно – понимаешь? – то ли дело на далекой демократической планете Тратай, на которой у президента на шее висит динамитный механизм, а у каждого гражданина наличествует кнопка, и если – понимаешь? – что-то где-то у нас порой, то…

* * *

…Ведь что дурак ответит коль ему

Расскажут правду

Через поколенье, а то все три,

Иль даже девяносто?

А, греков больше было, скажет он,

Тогда понятно, где ж тут героизм —

Толпой громить всегда приятно, вроде,

И даже безопаснее, к тому ж,

В таких условиях и с форою – профан,

Любой, расправится легко

С любым противником,

А что там эти персы?

Ведь азиаты, дикости костяк, орда вандалов,

Что с них взять еще?

Кроме войны числом, а не уменьем?

Вандалов, знают все,

Прикончить надо кучей, причем большой,

В веках запечатлев свой подвиг золотом…

Итак, берем в руки иголку и тычем в карту.

Пустыня? Пока нет, но преобразуем помаленьку. А покуда только полупустыня – Бетпак-Дала. Вполне подходящее пространство даже для «двухсотого». Его штатное изделие 5В28 вспарывает тысячу метров этого пространства за секунду. А пространство, как известно, – основное богатство Казахстана. Вся прелесть его в том, что сколько не летай – никуда оно не девается: еще не наступили времена плача об озоновых дырах. Вообще Казахстан, в плане наземной плоскости натянутой на глобус Лобачевского изгиба Земли, представляет из себя проходно-непроходную территорию. Проходную, в том плане, что ее быстрее хочется преодолеть, дабы добраться хоть до чего-то путного, типа оазиса цивилизации. А непроходную, в плане того, что до возникновения железных дорог, и пройти-то ее было проблематично. С переделкой этого природного ковра полупустынь, окантованного, где горами, а где морями, в часть Советского Союза – Казахскую ССР, покуда мало что изменилось. Разве что эти пустые емкости бескрайности начали набивать хотя бы чем-нибудь. Обычно тем, что быстрее попадется под руку. Теперь эта советская республика, еще не под завязку, но набита лагерями строгого и не строгого режима – дань далекому прошлому человечества – рабовладельческому строю, а так же поклоном будущей экспансии homo sapiens-а в звездные дали – одним космодромом и одним ядерным полигоном. Тем не менее, бутыль вовсе не переполнен – пространства еще пруд пруди. Создание в Бетпак-Дала полигона ПВО – просто дополнительное радостное бульканье заливки чего-то нужного в нечто подвластное, но покуда ненужное.

Местные аборигены совсем не против. То, что их спрашивают, или не спрашивают, отношения к делу не имеет. Теперь скучными доселе ночами, в коих бестолково хорошо наблюдаемы только ненужные наземному кочевнику неизмеримо удаленные солнечные шары, получается за бесплатно рассматривать, как одни мечущие жар звезды сталкиваются с другими. Правда, собирать осколки звезд не разрешено. То привилегия людей в красивой зеленой одежде, а за нарушение вполне можно угодить в те самые, используемые в поклонении древности территории. Кроме того, от присутствия русских есть прямая выгода. Когда кое-кто из безмерно уважаемых баев-офицеров вырывается на день-два из своих изобильных сгущенным молоком, северными красавицами и прочим счастьем резерваций, что-нибудь из прелестей далекой евроцивилизации может перепасть и встречным погонщикам верблюдов. Допустим, пустая, но солидольно-эн-зэ-шная солдатская фляжка, или алюминиевая миска с нуля. Русско-советские командиры не шпрэхают на местном наречии, но зато свято почитают обычаи кочевников. Еще они обожают охотиться, и палят из АКМ-мов по сайгакам, занесенным кем-то неграмотным, никогда не наблюдающим бесконечности стад вблизи, в Красную книгу. К жалости погонщиков боевых патронов им не вручают, но зато по безбрежности русской широты, могут отвалить мяса и плеснуть из фляжки обжигающе-прелестного напитка – спирта технического. Непонятно, почему расчувствовавшиеся офицеры жалуются, что в их полигонных государствах не продают обыкновенной пшеничной водки? Спирт гораздо круче, валит с ног в один миг, и к тому же – снова по слухам, и оброненным на обще-советском языке фразам – выдается офицерской братии за просто так. Эти русские военные – очень чудные люди, и вероятно больны склерозом. Палят в пустое небо бесценное – по совсем уже бредовым россказням – стоящее миллионы рублей железо, напичканное количеством пороха достаточным для глушения абсолютно всей рыбы в Балхаше, затем носятся по степи, разыскивая разлетевшиеся на солидную площадь обломки, и выдирая из них некие сверхценные, совсекретные блоки: за кои, опять же по слухам, могут переместить на жительство даже не в казахстанские, а в совсем уж холодные калымские пансионаты. Как будто нельзя было аккуратно и без суеты вынуть нужное из железяки еще до того как отправить ее взрываться в верхотуре.