— Тебе нечего бояться, Рауль де Монвалан, — несмотря на столь суровую внешность, у нее был довольно-таки нежный и вполне заурядный голос.

— Кто вы? — с трудом пролепетал он. — Откуда вы знаете мое имя?

— Мы уже встречались прежде, на твоей свадьбе. Ты же наверняка помнишь.

Застонав, Рауль закрыл глаза. Ему показалось, что он сходит с ума. Яркий свет все равно пробивался сквозь опущенные веки, и тогда он закрыл лицо руками.

— Нет, нет, это вовсе не твое больное воображение, — звенел в ушах ее голос. Рауль опустил ладони.

— Да, я тебя помню. Что ты здесь делаешь?

Она была исполнена какой-то неземной красоты, словно богиня. Интересно, а бывают ли у богинь родинки? А у нее на щеке одна была, но она лишь подчеркивала совершенство линий ее лица. А глаза. Рауль и представить не мог, что серый цвет может иметь столько оттенков.

— С тех пор как узнала про Безье, я решила тебя отыскать. Но я знала, что ты здоров и невредим. Я часто думала о тебе.

Рауль все еще никак не мог оправиться.

— Я ничего не понимаю!

— А тебе и не надо ничего понимать, — промолвила она, заглянув в ту комнату, где сестра Бланш склонилась над умирающим. — Отец твой присоединился к Единому Свету, — в ее голосе ощущалось сочувствие. Она протянула руку. Он не почувствовал, как она коснулась его лица, просто ощутил легкое покалывание, когда ее сила вошла в него, восстановив прежнее равновесие и энергию.

А потом она просто исчезла. Призрачная дверь, спроецированная на настоящую, захлопнулась, слившись с нею. В воздухе все еще продолжали мерцать остатки молочного цвета. Рауль проглотил застрявший в горле комок. Ему очень захотелось выпить. В особенности довольно крепкого гасконского. Интересно, есть ли у катарских монахинь такое вино или они его отвергают по соображениям веры? Он встал. Хоть его до сих пор и знобило, прежней усталости уже не ощущалось, а свинцовая тяжесть покинула его тело. Пройдя в комнату, где лежал отец, он уже знал все еще до того, как сестра Бланш хоть что-то успела ему сообщить. И то, что на лице мертвого Беренже застыла улыбка, не стало для Рауля большим сюрпризом.

Брижит вновь вернулась в свое тело, и ей так необычно было опять ощущать его тяжесть. Разгладив ладонями грубую домотканую холстину, она ощутила легкое покалывание соломы, которой был набит матрас. Вздрогнув, она повернулась на другой бок. Все ее мысли по-прежнему занимал Рауль де Монвалан. Он все еще волновал ее. Она видела глубину его отчаяния и смятения и понимала, что может ему помочь. Но совесть вновь напомнила девушке, что на свете еще так много людей, которым ее помощь нужна куда больше, чем Раулю.

— Но тут уж выбор будет за мной, — промолвила она, глядя на закрытые ставни.

Она ждала, когда же сквозь них пробьются первые лучи рассвета.

Монвалан, июль 1209 г.

— А вот, моя госпожа, орлиный камень из самого Катэ. Талисман, проверенный веками. Он очень облегчает роды.

Торговец протянул женщинам бурый камень яйцевидной формы. Вершину овала сжимали четыре золотых орлиных когтя, на которых крепилось кольцо. Через кольцо был продет бархатный шнурок, так что в час необходимости этот талисман можно было привязать к запястью.

Беатрис взяла амулет и стала с любопытством его рассматривать.

— Точь-в-точь такой я заказывала Беренже, когда была беременна Раулем, — обратилась она к Клер. — Но ты знаешь, каковы мужчины. Он все время забывал, а когда вспомнил, то было уже поздно. Рауль родился на месяц раньше положенного срока. И все произошло так быстро, что времени на орлиный камень или что-либо подобное просто не хватило. — Задумавшись о чем-то своем, она передала безделушку Клер.

— Сколько вы за нее хотите? — спросила Клер, стараясь изо всех сил сохранять полное безразличие.

Торговец назвал какую-то совершенно безумную сумму и несколько раз поклялся, что камень был доставлен по шелковому пути из далекого Катэ, земли, где до сих пор обитали драконы. Тут его красноречию не было предела. Его байки были вполне забавны, к тому же хоть как-то отвлекали женщин от тревог и забот. Предложив барышнику менее трети того, что он запросил, Клер положила камень себе на ладонь. Он был гладким и холодным на ощупь, а его сердцевина искрилась крохотными золотыми блестками.

Она уже была на шестом месяце беременности, и в течение нескольких недель ребенок двигался в ее чреве. Слабое трепыхание с каждым днем становилось все сильнее. Клер сшила себе новые просторные рубахи и стала собирать все необходимое для младенца. Тошнота и усталость первых месяцев сменилась непоколебимым покоем ожидания.

Иногда, сидя за шитьем в палатах, где прежде они жили вместе с Раулем, она представляла крохотное беспомощное тельце у себя на руках. Порой глаза младенца виделись ей такими же ярко-голубыми, как у Рауля, порой карими, как у нее. То это был мальчик, то девочка, прекрасная, темноволосая. Но иногда Клер одолевал страх, так как впереди ее ждала полная неопределенность. Вернется ли Рауль домой к родам? Вернется ли он вообще? Каким будет их будущее? Она знала, что беременной женщине нельзя волноваться, иначе это отразится на здоровье ребенка, но избавиться от постоянной тревоги сейчас было невозможно.

Порой до них доходили случайные письма от Рауля и Беренже, но в этих посланиях говорилось в основном о какой-то ерунде, ничего страшного или пугающего. И Клер, и Беатрис поняли, что либо мужчинам и впрямь не о чем было писать, либо они решили держать их в полном неведении, чтобы лишний раз не расстраивать и не огорчать. Если так, то они ошибались: тревоги женщин только усилились.

До замка Монвалан долетели слухи о кровопролитных сражениях между армией северян и силами Роже Тренсеваля. Но на странствующих купцов, приносивших известия о войне, особенно полагаться не следовало. Последняя новость заключалась в том, что крестоносцы осадили Безье. После этого наступила полная тишина.

Клер очнулась. Купец явно ждал от нее каких-то слов.

— Простите, не поняла, так что вы сказали?

— Госпожа, я предложил вам этот орлиный камень за восемь серебряных раймонов.

— Может, и не стоит больше торговаться? — она вопросительно посмотрела на Беатрис.

— Шесть и ни монеты больше, — отрезала свекровь. — Не верю я твоим сказкам про драконов.

Торговец, преувеличенно тяжело вздохнув, бессильно развел руками.

— Ну что же мне делать? До Тулузы путь неблизкий, и в дороге мне придется чем-то питаться, плюс дополнительные расходы на кожу для стоптавшихся башмаков. Прямо не знаю, что мне и делать, госпожа.

— Хватит врать-то! — прервала его Беатрис. — Однако в знак восхищения твоим богатым воображением я позволю переночевать в замке. Дворецкий заплатит тебе, хорошо накормит и проведет в свободную комнату.

— Благодарю вас, моя госпожа. — Торговец отвесил глубокий поклон сперва Беатрис, а затем Клер. — Дай вам Бог прекрасного здорового ребенка, — заметил он, подмигнув будущей матери.