Отец пробормотал растерянно: «Какое еще обручение?», но она сделала вид, что не слышит его, и обняла сначала мать, а затем Фриду.

– Сегодня мы с Ференцем окончательно решились. Я так счастлива! Пожалуйста, поверьте мне, поверьте нам: все будет хорошо!

Отец как-то обмяк на стуле, трясущейся рукой провел по лысине. Он сдался.

– Я по-прежнему не даю согласия на этот брак, но, раз уж ты окончательно решилась, как ты говоришь, что ж, у меня не остается другого выбора, кроме как пожелать тебе счастья с этим твоим журналистом, или инженером, или кто там он еще. Мазл тов![33]

Поздравление он произнес, словно плюнул.

– Мазл тов! – повторила Броня радушно. С того момента, как она увидела обручальное кольцо, у нее поднялось настроение.

Фрида крепко обняла сестру и расцеловала. Благодаря этой нежданной помолвке семье еще долго будет не до нее. Но и за сестру Фрида была очень рада. Она давно не видела ее такой счастливой.

Все три женщины заговорили почти одновременно:

– Мы все устроим, несмотря на военное положение.

– Значит, он сообщил обо всем своей семье в Будапеште?

– Может, поженитесь в апреле, что скажешь?

– Платье должно быть кремовым, белое мне не идет!

– У нас не так много денег, надо экономить.

– Платье надо не шить, а купить готовое.

Самуэль Шульман закурил трубку и грустно наблюдал за ними сквозь сизую завесу дыма. Пламя в зеленой печи ожило, словно заигрывая со снежной метелью на улице.

На следующей неделе Ференца пригласили на ужин в качестве жениха. Встав из-за стола, он сказал Самуэлю Шульману, что хочет поговорить с ним с глазу на глаз. Мужчины уединились в маленькой комнате. Когда, поговорив, они вышли, оба выглядели спокойными и почти довольными.

После ухода Ференца Броня спросила Самуэля, о чем они говорили:

– Он сказал, что у него нет никаких финансовых притязаний к семье. Я объяснил, что в данный момент не могу дать своей дочери полагающееся приданое.

– Ты бы мог сказать, что дашь за мной Валентино, – пошутила Эмма, но никто не засмеялся. Момент был серьезный.

– И что он ответил? – спросила жена.

– Он сказал, что такие мелочи его не интересуют, что я могу отдать своей дочери все, что захочу, но, если я ничего не дам, его это нисколько не обеспокоит.

Явно возмущенный счастливым выражением лиц жены и старшей дочери, Самуэль Шульман громко откашлялся и добавил: «А локшнин а бейгл».[34] Что еще он мог сказать!

Время умирать

Февраль 1941, Джеррахпаша

Кровать отца отгородили занавеской. Фахрие-ханым ушла домой, но на смену ей пока никто не пришел. Сейчас с ним рядом находился только Исмаил. Фрида тихонько подошла к нему. Асим-бей, как обычно, полулежал на подушках; дыхание его было тяжелым. Иногда ему казалось, что он вот-вот задохнется, глаза чуть не лезли из орбит, он хватал побелевшими губами воздух и подносил руки с синеватыми ногтями к горлу. Тогда Исмаил давал ему кислород.

Фриде он рассеянно кивнул – готовил внутривенную инъекцию для отца.

– Это должно его немного успокоить, – пробормотал он, ища вену на худой руке, перевязанной жгутом. – Побудь, пожалуйста, с ним, пока я выйду покурить, – добавил он и, сделав укол, быстро вышел.

Асим-бей действительно выглядел после укола спокойнее; он откинулся на подушки и закрыл глаза. Фрида подошла, наклонилась и тихо произнесла: «Здравствуйте, Асим-бей». Но тут заметила, что покрытое испариной лицо нервно скривилось, грудь ходила ходуном от коротких вдохов. Наконец, Фриде показалось, что Асим-бей сейчас вздохнет с облегчением, но вдруг он поднес руки к горлу, будто пытался сбросить что-то, что мешало ему дышать, и снова стал хватать губами воздух; совсем иное беспокойство, иной страх проступили на его лице. Фрида на мгновение растерялась, взяла еще одну подушку, чтобы подложить ему под спину, но не стала. Голова больного запрокинулась, лицо приобрело синеватый оттенок, в уголках губ появилась розовая пена, а глаза закатились. На его лице отразились сомнение, затем смирение и последняя попытка воспротивиться. Фрида поняла, что для Асим-бея пришло время умереть, и испугалась. Она закричала: «Исмаил, скорей!», но не двинулась с места, не смея оставить умирающего одного.

Через полминуты все кончилось. Когда Исмаил подбежал к кровати, Асим-бей уже испустил последний вздох, в его открытых глазах застыл ужас. Следом за Исмаилом в палату вошла медсестра, которая, должно быть, тоже услышала крик Фриды. Когда Исмаил закрыл отцу глаза, медсестра поспешно, слишком поспешно убрала подушки и уложила безжизненное тело на кровать, как если бы мертвым запрещено сидеть.

– Все случилось в одно мгновение. Я сразу позвала тебя! И я ничего не могла сделать. Мне так жаль! – Фрида не могла сдержать дрожь в голосе. Приехав в больницу и увидев с Асим-беем только Исмаила, она надеялась, что может просто побыть рядом и поддержать его. Но вышло так, что ей даже поддержать его не удалось… Могла ли она успеть сообщить Исмаилу, что отец умирает? Будет ли он винить ее за то, что не он был с отцом в последние минуты? Фриду трясло.

– Что тут поделаешь. Это было ожидаемо, – просто сказал Исмаил. Никогда еще он не казался Фриде таким чужим. Лицо было бледным, а тело словно окаменело. Фрида побоялась не то что обнять этого молчаливого человека, профиль которого теперь напоминал бездушную бронзовую статую, но даже сказать ему какие-либо слова утешения или соболезнования. Приехавшие вскоре сестры показались ей едва ли не спасением. Оставив их наедине с их болью, Фрида ушла, сокрушенная тяжестью только что пережитой сцены.

«Я единственная девушка из всех его друзей, которая пришла проститься с его отцом», – думала Фрида с тоской. Наверное, и ее наряд бросается в глаза. Мать перешила для нее светлое твидовое пальто, купленное еще во времена процветания. В темной толпе такое нарядное пальто вызывало ухмылки. Но делать было нечего. Сквозь снег, падавший крупными хлопьями, она увидела во дворе мечети Исмаила и его семью и подошла к ним. Пожала руку каждому и выразила соболезнования. Увидев Исмаила, она не выдержала, обняла его и поцеловала. Слова его: «Большое тебе спасибо за все», которые шепнул ей Исмаил, немного сгладили холодные приветствия прочих членов его семьи.

Хотя Исмаил и никак не показал этого, ее присутствие стало ему поддержкой.

Выходя со двора мечети, она посмотрела на часы. Она еще успеет до начала занятий перекусить симитом. Была пятница, поэтому вечером ей предстояло ехать домой. Исмаил, с которым они вот уже месяц