— Шум ни к чему — а негодный товар «к чему»? — удивился я. — Ведь чем разоренней завод, тем труднее его восстанавливать. Да и отпугнуть третьего участника состоянием завода — разве это не стоит шума в газетах?

— Не стоит, — сказал Степанов. — Я говорю, тут свои игры. Этому псковскому заводчику новый завод нужен для дела...

— Всякий инструмент выпускать, да? — влез Ванька.

— Да. А банку этот завод нужен как звено в коммерческой операции. Суть в том, что банк... ну, не важно, как это называется банкирских терминах... в общем, банк покупает завод и собирает деньги на превращение ветхого завода в чудо современной промышленности, обещая большие проценты. Под такой перспективный проект много народу понесет свои деньги, как Буратино золотые червонцы на поле чудес. А потом деньги исчезнут. А если вкладчики начнут осаждать банк — банк спокойно отдаст им развалины завода — ну, не получилось, мол, его восстановить — и пусть вкладчики через судебных исполнителей сами пытаются его продать. Под восстановление завода можно ведь собрать несколько миллионов не рублей, а долларов, понимаете?

— Но ведь это жульничество! — не выдержал я.

— Не совсем, — хитро улыбнулся Степанов. — Вот если бы завода не было, тогда да. А когда есть ветхий завод и реальный участок земли, на котором он стоит, и все это можно предъявить любой комиссии — доказать факт умышленного жульничества будет совсем не просто.

— И вам не противно во всем этом участвовать? — напрямую бухнул Ванька.

Степанов не рассердился, как я ожидал. Он глубоко задумался, опустился в кресло, опять стал вертеть в руках сигару, не раскуривая ее.

— Как вам сказать? — проговорил он наконец. — Конечно, я локти себе кусал, когда прочухал идею этого псковского мужика. Это ж элементарно — раз есть мастера, которые из зубных машинок ухитряются делать отличные электролобзики, то с ними производство любых инструментов наладить можно — только оборудование обнови! Сам бы, дубовая башка, додумался вовремя — уже давно завод под себя бы откупил и развернулся бы! И потом, этот завод целому району Города работу дает. А меньше безработица — меньше голодных ртов, готовых на все тяжкие ради куска хлеба, меньше воровства, разбоев и прочей головной боли. Это раньше, года три-четыре назад, новое пополнение безработных меня бы очень устроило. Ведь среди них всегда можно набрать перспективных «бычков», чтобы вырастить и воспитать хороших «быков», которые и коммерческие киоски будут пасти как надо, и в тысяче других дел пригодятся. Но сейчас, когда я сам развернулся, когда законный бизнес крутится на полные обороты, мне конечно, интересней, чтобы в районе было как можно спокойней. И голодных ртов было меньше, и работы для людей больше. Так что по всем статьям правильней было бы, если бы завод достался этому псковскому мужику. Но я уже подписался на сотрудничество с банком, и тут уме ничего не поделать. Хотя, честно сказать, я сперва не очень представлял, на что подписываюсь. Предложение сперва было очень узкое: исполнить роль второго, фиктивного, участника и за отдельную плату использовать мои связи и вес в районе и области, чтобы аукцион прошел без сучка и задоринки. О конечных целях я узнал лишь позже. Но тут дело такое... на ходу с поезда не соскакивают. А попробуешь соскочить — расшибешься насмерть. Так что сел в поезд — мчись вместе с ним, подписался — исполняй. Когда разговор о таких деньжищах идет, то голову сложишь, если попытаешься выйти из игры. И кстати, если узнают, что я вам все рассказал, — приберут не только меня, но и вас. Поэтому держите язык за зубами не только ради моей безопасности, но и ради вашей. Впрочем, я рассказал вам все, отлично зная, что вы умеете держать язык за зубами. И что лучше ответить на ваши вопросы, чем избегать ответов. А то начали бы самостоятельно копать и при вашей догадливости влипли бы в такое, что ой-ей-ей!

— Похоже, Миша обо всем этом догадывается? — нахмурившись, спросил Ванька.

— Михал Дмитрич? Да. И не он один. Но без прямых улик никого за руку не схватишь, а прямые улики он фига с два накопает.

— А этот Белесов... он отвечает за то, чтобы в области приняли решение отдать завод банку за «нужную» цену, если после аукциона споры возникнут? — спросил я.

— Ну да, — неохотно кивнул Степанов. — Будем надеяться, его вмешательство не понадобится, потому что и на городском и на районном уровне договорено, что банк заплатит Городу миллион триста, на какой бы сумме ни завершился аукцион. Как говорится, все схвачено, за все заплачено. Но подстраховаться в таких делах никогда не мешает. Что еще вас смущает?

— Прямо не знаю, — вздохнул я. — Тут и впрямь такие страсти вокруг этого аукциона. Но что-то, мне кажется, идет не так. Во-первых, был скандал из-за воровства алюминия, даже какую-то тетку посадили. Неужели псковского мужика это не насторожило?

— Весь скандал был ДО того, как комиссия подписала окончательный акт о состоянии завода, — напомнил Степанов. — Что еще?

Я пожал плечами.

— Ты чувствуешь, что там что-то не так, но словами выразить не можешь? — осведомился Степанов.

Я молча кивнул.

— Что ж, может, ты и прав, — пробормотал Степанов. — У вас с Ванькой отличная интуиция, вы это не раз доказывали. Да еще бухгалтерские способности... Ты знаешь, что такое аудитор? — полюбопытствовал он.

— Так... очень смутно, — неуверенно ответил я.

— Ну, это вроде бухгалтера. Бухгалтер-ревизор, так сказать, который все проверяет и выносит окончательное суждение. Иногда и под суд отправляет. Мы вот что сделаем... — Он пододвинул к себе лист чистой бумаги, написал на нем что-то и протянул нам. Мы прочли — и, как говорится, опупели.

«НАЗНАЧЕНИЕ

Назначаю Бориса и Ивана Болдиных моими личными аудиторами по проверке состояния дел на электроинструментальном заводе, Бориса Болдина — старшин аудитором, Ивана Болдина — младшим аудитором. Выполнять все их просьбы и пожелания.

Подпись: Степанов».

— Вот так, — сказал он. — В первый же ваш выходной можете с утра отправиться на завод и все там облазить. Все решат, я дал вам эту бумагу для того, чтобы вы могли поиграться в свои детские игры, но все равно слушаться будут беспрекословно. А вы авось что-нибудь да унюхаете. И если я получу хоть какие-то доказательства, что банк и Белесов крутят дополнительные игры меня за спиной, я буду иметь полное право и послать их куда подальше, и сплавить их Михал Дмитричу и его коллегам. На не только никто не наедет — меня все поймут, потому что предательство надо наказывать. Спросите там Василия Петровича Климентьева, это мой человек. Не думаю, что вы обнаружите какие-то связи с ограблением и с тайной вашей сороки, но следы подлянки, которая может мне готовиться, вы вполне можете найти. Вам ведь дадут увидеть то, чего не дадут взрослому, да и глазенки у вас другие.

Я неловко сложил бумагу, убрал в карман и проговорил, запинаясь:

— У нас послезавтра, в субботу, свободный от школы день... вот мы и отправимся.