— «Нам» — в смысле «вам и банку»? — спросил я. — Ведь вы не с этим псковским заводчиком в союзе, а с банком, да?

Степанов так разинул рот, что сигара у него выпала, и он еле успел подхватить ее, чтобы она не запачкала пеплом его дорогой костюм, а то и не прожгла.

— Это вам Михал Дмитрии рассказал? — спросил он после паузы, недоверчиво созерцая сигару — будто сам изумляясь, что успел мгновенным движением перехватить ее в воздухе.

— Нет, — ответил я, стараясь говорить как можно застенчивей, но внутренне ликуя, а Ванька, тот, кинув на меня восторженный взгляд, задрал нос, как петух, и взирал на Степанова чуть не с боевым кукареканьем: «Мол, знай наших». — Это мы сами додумались!

Степанов некоторое время переводил взгляд с одного из нас на другого, потом проговорил:

— Выкладывайте как.

— Ну, вы вроде сами упомянули, что вам-то завод ни к чему, — стал объяснять я. — А в правилах этого аукциона записано, что если поступает только одна заявка, то аукцион откладывается. Сперва подали заявки только вы и этот банк... ну, то есть фирма, работающая на банк, но это не важно, это ведь одно и то же, да? Вам завод не нужен, а банку нужна вторая заявка, чтобы аукцион состоялся в сроки. И банк еще больше устроило бы, если бы второй участник был подставной, фиктивный. Мы тут все посчитали, и по нашим расчетам получается, что банку выгодней дать вам деньги на залог на участие в аукционе и еще уплатить вам за сотрудничество, чем торговаться с настоящим конкурентом. Ведь настоящий конкурент может с начальной цены — с миллиона двухсот тысяч — докрутить и до двух миллионов и до трех, прежде чем сдаться. А вы по взаимной договоренности поднимете эту начальную цену на две копейки — и сразу уступите банку. А потом взял и появился третий конкурент — настоящий. И мы так понимаем, что вы не забираете свою заявку не только потому, что хотите вернуть тридцать шесть тысяч залога...

— Почему именно тридцать шесть тысяч? — спросил Степанов, до этого внимательно слушавший меня, периодически кивая.

— Ну, мы знали, какой процент залог должен составлять от начальной цены, и подсчитать, сколько это в рублях, было делом плевым, — объяснил я.

— Верно, — удовлетворенно кивнул Степанов. — Хорошо, тут все правильно. Если я снимаюсь с дистанции до аукциона, залог просто сгорает. А если я оказываюсь одним из проигравших — залог мне возвращается. Хоть потеря залога — это и не мой убыток, но его возврат — это часть моей прибыли, а прибыль терять нельзя! Что еще?

— А еще, — продолжил я, — мы так поняли, что вы еще для чего-то нужны банку, чтобы задавить третьего — то есть настоящего — конкурента. И нужны для всей комбинации по... задавливанию и выигрыванию. — Слова пришли на ум не очень уклюжие, но других я в тот момент как-то не мог изобрести. — Именно участником аукциона, а не вышедшим из него. Если бы банку было выгодней, чтобы вы сошли с дистанции, то он бы попросил вас об этом. И доплатил бы, так? Но ведь он не просит, раз вы продолжаете гонку хотя бы для виду!

— Так. — Степанов поднялся из кресла и заходил по кабинету. — Как я понимаю, кумекали над этим вы вместе. Но изучал всякие бумаги и считал в основном ты, Борис?

— Да, — подтвердил я, переглянувшись с Ванькой.

— Ну, ты бухгалтер! — Степанов махнул рукой и загоготал. Я не знал, обижаться ли мне, нет, как вообще на это реагировать, а Степанов, заметив мое начавшее киснуть лицо, проговорил: — Не дуйся, я ж это как комплимент! В твоем возрасте — и просчитать такое! Это ж, значит, у тебя талант, задатки... Ты не хочешь, случаем, получить высшее финансовое образование и пойти работать ко мне главным бухгалтером, а?

— Я?.. — Я совсем растерялся.

— Ты, кто же еще! Бухгалтер — это величина! Хороший бухгалтер ценится на вес золота, а такой специалист, как ты, будет, наверно, на вес бриллиантов цениться! И ты не думай, что это скучное занятие, всякие там циферки и бумажки. Это постоянное общение с настоящей жизнью, это умение видеть на год вперед, где, как и что должно заработать, а где не заработает, хоть ты дерись!.. Так что подумай над моим предложением. Через два года тебе уже можно поступать в финансовый лицей, хоть в наш областной, хоть в один из лицеев Питера и Москвы! А там — финансовая академия, стажировка, работа!.. Когда человек так воспринимает цифры, как ты, он сквозь них все время кипение живой жизни будет чувствовать, повторяю тебе!.. Гм... Ладно, доскажу вам остальное. Вокруг этого аукциона, как и вокруг всякого аукциона, большие страсти кипят, и уж приоткрою вам кой-какие тайны. Но, разумеется, не для разглашения. Поняли?

— Поняли, — яростно закивали мы.

— Так вот какая, понимаешь, картинка получается. То, что банк переторгует этого третьего конкурента, можете не сомневаться...

— Хоть до триллиона триллионов тот будет торговаться? — вырвалось у Ваньки.

— Хоть до триллиона триллионов, — с усмешкой кивнул Степанов. — Вопрос в том, сколько денег реально заплатит Городу, понимаете? Поясняю. Стартовая цена определилась комиссией, которая оценила основные фонды завода. А где эти фонды? В общем, представьте. Вот вы покупаете полностью оборудованный дом. Паркет там, отопление, штучки-дрючки и прочее. По документам, во всяком случае. Вы видите эти документы и соглашаетесь на ту цену, которую с вас просят... Ну, что дальше?

— А дальше, через два месяца, когда сделка оформлена и вы приезжаете в этот дом, — уверенно подхватил я, — то видите, что там ничегошеньки нет, ни паркета, ни труб отопления, все разворовано! И даже часть крыши кто-то приватизировал. Вы, естественно, возмущаетесь — ведь те, кто должен был следить за домом, чтобы обеспечить его сохранность, этого, выходит, не делали! И вы требуете, чтобы вам либо вернули часть денег, либо, если вы еще не расплатились за дом, приняли от вас намного меньше денег и при этом все равно отдали дом вам! Если вам он еще нужен, конечно, в таком виде... Приблизительно так?

— Совершенно верно, — кивнул Степанов. — Итак, была комиссия, был подписан акт. Банк торгуется хоть до пяти, хоть до Десяти миллионов, выигрывает торг, а потом обнаруживает, что состояние завода не соответствует этому акту. Банк возмущайся и предлагает Городу: он, мол, не из-за такого завода торговался, но готов забрать завод и в таком виде, но пусть Город берет намного меньше — те самые начальные миллион двести, например, ну, может, чуть побольше, — а иначе банк затаскает городке власти по судам, ведь это Город должен был обеспечивать сохранность завода согласно принятым обязательствам.

— А всех рабочих специально отпусти, ли в долгий отпуск, чтобы легче было все разворовывать? — поинтересовался Ванька.

— Именно, — подтвердил Степанов. — И тут возникает такой хитрый момент, связанный со всякими играми и условиями. Пока я остаюсь участником аукциона, третий участник — этот мужик из-под Пскова — не сунется проверять истинное положение дел и не поднимет шум на все газеты, что пытаются сбыть негодный товар, который сознательно дают разворовывать. А банку этот шум совсем ни к чему.