Эли отвез меня в ресторан «Красный оазис». Персонал, похоже, прекрасно его знал, поскольку без слов повел нас к столику у бассейна. Я спросила, часто ли он туда ходит.

– Да, обычно я провожу здесь обеденные встречи: мой офис неподалеку.

– Ох, и где же?

– На улице с банками, после первого светофора. Он больше, чем офисы в Монровии, Найроби, Нью-Йорке и Лондоне, вместе взятые.

– Ты не собираешься опять в командировку?

– Собираюсь, но совсем ненадолго – точно не как в прошлый раз, – сказал Эли, рассеянно потирая пальцем запотевший стакан с газированной водой. – Хочешь поехать со мной?

– Я?! – Моя рука с бокалом колы замерла на полпути ко рту. Я никогда не думала о поездке за границу, с ним или без него.

Он усмехнулся.

– По-моему, хорошая мысль. Поедешь со мной в следующую командировку в Европу. У тебя есть загранпаспорт?

Я покачала головой – в нем никогда не было необходимости.

– Ничего, я договорюсь, чтобы тебе его оформили. Джоанна привезет бланки.

– Джоанна?

– Моя помощница.

– Хорошо, спасибо, – поблагодарила я – как за предложение о поездке, так и за помощь Джоанны.

Принесли еду, и мы приступили к трапезе. Я заказала рис с говяжьей подливой – довольно вкусный, – а Эли – суп из козлятины с бамией и акпле, который выглядел слишком жидким без овощей и зелени. Ужасно, что ему приходилось есть в ресторане из-за либерийки, которая не умеет готовить привычные нам блюда.

– Вкусно? – спросила я, внезапно пожалев его, словно мать, увидевшая, как с ее ребенком плохо обращаются. Из-за сумасшедшей женщины Эли вынужден питаться неполноценной ресторанной едой. Наверняка акпле сделали из смеси быстрого приготовления.

– Неплохо, – сказал он, макая белый шарик в жидкость.

– Тебе обязательно стоит попробовать мой суп с бамией и акпле. – Я впервые осмелилась взглянуть ему прямо в глаза.

Он замер на несколько мгновений, а затем потянулся через стол и взял меня за руку. От удивления я уронила вилку на красную скатерть.

– Знаю, наш брак не такой, каким должен быть. И мне очень жаль. У меня некоторые трудности, но я пытаюсь их преодолеть. Скоро… все изменится. Я хочу быть с тобой: хочу чаще видеться, жить в одном доме. Просто… ты знаешь, у меня кое-кто есть, и у нас Айви, мы вместе живем. Айви болезненная, очень болезненная девочка, мне нужно в первую очередь думать о ее благополучии. Но все исправится, прошу, не сомневайся. Знаю, звонков недостаточно: ты моя жена, и так быть не должно. Ты заслуживаешь счастья и всего, что пожелаешь, – и я об этом позабочусь. Обещаю.

Он говорил мягким голосом и смотрел так ласково, словно мы сидели дома одни, а не в ресторане посреди обеденной суматохи. Его рука слегка поглаживала мою, пока он глядел на меня в ожидании ответа.

– Хорошо, – опомнившись, едва слышно выдавила я. Сердце билось так быстро, как никогда прежде: попробуй я произнести нечто большее, из уст польется сплошная бессмыслица.

Мне не верилось в происходящее: его слова, его голос… Хотелось броситься ему на шею и сказать, чтобы он не переживал, что я подожду еще несколько месяцев, что мне известно о его трудностях с той женщиной и что я уважаю его желание позаботиться о дочери; сказать, что я подожду столько, сколько потребуется. Однако я лишь молча переплела наши пальцы и заглянула ему в глаза – без малейшей робости или страха. Я посмотрела на него так, как женщина смотрит на своего мужчину, как жена смотрит на мужа, поскольку впервые почувствовала себя его женщиной, его женой.

Мы закончили обед в тишине, и Эли отвез меня обратно на работу. Припарковавшись, он достал из бардачка две пачки хрустящих банкнот со свежей банковской печатью и положил мне на колени.

– Водитель привозил деньги на прошлой неделе, – напомнила я.

– Неважно. Не экономь: походи по магазинам, по ресторанам или еще куда-нибудь, куда пожелаешь.

Неохотно сунув деньги в сумку, я поблагодарила.

– Когда мы увидимся вновь? – спросила я, поймав его взгляд.

Поколебавшись, он ответил:

– В выходные.

Я кивнула, удовлетворенная. Значит, всего через четыре дня.

Повторно его поблагодарив, я потянулась к дверной ручке – обед давно закончился, Сара наверняка будет недовольна моим опозданием. Однако не успела я открыть дверцу, как почувствовала его ладонь на своем колене и повернулась с вопросом в глазах. Не говоря ни слова, Эли притянул меня ближе и прижался губами к моим. Мое тело отреагировало с удивительным жаром: я прильнула к нему настолько плотно, насколько позволяла коробка передач, и, приоткрыв рот, коснулась его языка своим. Мысли о Саре и о прохожих мигом вылетели из головы. В тот момент значение имели лишь его прикосновения, его вкус.

Наконец оторвавшись друг от друга, мы оба тяжело дышали, и мне потребовалась пара минут, чтобы прийти в себя. Эли держал меня за руку.

– Увидимся в субботу, – ласково прошептал он.

Даже не знаю, как я дотерпела до вечера, и позвонила маме только после ужина, чтобы рассказать про обед с Эли, о разговоре в машине и в ресторане. Разумеется, о поцелуе я умолчала – это слишком личное. Возможно, позже расскажу Мавуси, а пока поцелуй оставался моим прекрасным маленьким секретом.

– Бог необычайно добр, – проговорила мама дрожащим голосом. – Я так волновалась, Афи, так волновалась! – Она разрыдалась.

– Все хорошо, ма, беспокоиться не о чем. Он приедет ко мне в выходные.

Я знала, что новость ее осчастливит, – а мне так хотелось порадовать маму! После смерти папы она сильно страдала; мой брак с Эли уже изменил ее жизнь и хотя бы отчасти вернул потерянное достоинство. К тому же она от всей души желала отплатить тетушке за доброту. Слушая ее плач в телефоне, я решила относиться к ней с бо́льшим терпением. В конце концов, кроме меня у мамы никого нет. Прощаясь, она просила позвонить и завтра – наверняка хотела предоставить тетушке отчет об успехах, а потом передать ее ответ мне.

Когда я уже собиралась набрать Мавуси, на экране высветилось имя тоги Пайеса – в последнее время он названивал несколько раз в неделю: интересовался, как дела у меня, у мужа, когда я приеду в гости. Сегодня после обмена приветствиями он спросил, почему до сих пор ничего не слышно от моих новых родственников.

– В каком смысле? – недоуменно отозвалась я.

– После свадьбы они ни разу нас не навестили, а когда я прихожу к тетушке в гости, ко мне относятся так, будто я тебе не отец. Будто я им не родственник, – сердито сказал он, словно это я его обидела. – Ни разу не зашли справиться о моем здоровье. Почему они так обращаются со мной, с твоим отцом?

Тут до меня наконец дошло: после свадьбы ни Ганьо, ни я не давали дяде денег и подарков. Мама мне говорила, что Эли отправил ей водителя с продуктами, в частности с тремя мешками риса и тремя галлонами растительного масла, а также с рулонами ткани и деньгами. Она поделилась подарками с ближайшими подругами, в том числе с Даави Кристи. Похоже, тога Пайес об этом пронюхал и разобиделся. Я нисколько не сочувствовала старику: неужели он уже растратил деньги, полученные на свадьбе? Если бы не почтенный возраст и статус главы семейства, я бы непременно высказала ему все, что думаю по этому поводу.