Лакеи обносили приглашённых конфетами, прохладительным питьём и мороженым. В соседних залах высились глыбы льда с кадушками шампанского. Было бы совершенно невозможно перечислять даже приблизительно лакомства, фрукты и печенья, которые громоздились на столах, украшенных пальмами и цветами.

После мазурки Их Величества переходят в зал, где приготовлен ужин. Впереди, само собой разумеется, шествуют церемониймейстеры. Стол высочайших особ накрывался на особой эстраде, и все приглашённые рассаживались спиной к стене так, что публика, проходя через зал, могла видеть каждого ужинающего. Старшина дипломатического корпуса садился направо от государыни, налево садился великий князь Михаил Александрович, в то время наследник престола. Остальные великие князья и великие княгини размещались в соответствии с их рангом, вперемежку с дипломатами и первыми чинами двора, армии и гражданской службы. Без Андреевской ленты за этот стол попасть было трудновато.

В том же зале находилось несколько круглых столов, украшенных пальмами и цветами; каждый из них был сервирован на 12 человек, заранее назначенных. В остальных залах всякий устраивался как умел. Государь сам не ужинал. Обходил приглашённых и присаживался к столу, если желал с кем-нибудь поговорить. Всё это, конечно, разыгрывалось как по нотам. Царь не мог стоять около стола, ибо тогда всем двенадцати ужинающим пришлось бы вытягиваться в струнку в течение всей «беседы». Дело ограничивалось следующим образом. У каждого из столов, где царь должен был разговаривать, оставалось для него свободное кресло. Скороход помещался, так сказать, на часах у этого кресла. Царь садился на кресло и делал знак остальным ужинающим этого стола: им разрешалось не вставать. Свита отходила на несколько шагов в сторону и ждала окончания беседы. В нужный момент скороход подавал условленный знак, и свита снова занимала своё место сзади царя.

У государя была удивительная память на лица. Если он спрашивал: «Кто эта девица?» — то можно было быть уверенным, что речь шла о какой-нибудь дебютантке и что церемониймейстеры будут застигнуты врасплох.

По окончании ужина государь брал императрицу под руку и отводил её в Николаевский зал, где начинался котильон. Вскоре после этого высочайшие особы незаметно удалялись во внутренние апартаменты. На пороге Малахитового зала Их Величества прощались со своей свитой. После этого министр двора, свита, церемониймейстеры и обер-гофмаршал поднимались в верхний этаж, где для них сервировался особый ужин.

Большой придворный бал окончен...

Этот исторический бал-маскарад оказался прекрасной лебединой песней. Гости императора, которые танцевали и веселились в тот вечер, ещё не знали, что после того как прозвучали последние аккорды оркестра, опустился невидимый занавес. Больше в Зимнем балы-маскарады не устраивались никогда.

А вскоре подошёл и Великий пост. Театры и другие увеселительные заведения закрылись, и приёмы прекратились до самой Пасхи.

Летом 1903 года императорская семья со свитой

совершила долгожданное паломничество в Саровскую

обитель. Наконец-то свершилась долгожданная

канонизация великого угодника Божия Серафима.

Из Петергофа выехали на царском поезде 15 июля и прибыли утром 17-го на особо устроенную для этого случая платформу близ города Арзамаса Нижегородской губернии. День занимался жаркий, и яркое солнце заметно припекало плечи и головы. Путешественников уже ждали экипажи, запряжённые четвёрками, в которых длинной вереницей они потянулись по пыльной почтовой дороге. Николай и Александра ехали впереди, вдовствующая императрица Мария Фёдоровна с дочерьми следом, а великий князь Сергей и Элла за ними. В самом конце ехали многочисленные кузены Романовых со своими жёнами. Этот простой и быстрый способ передвижения очень развлёк Аликс и детей, хотя многие из свиты жаловались на духоту, пыль и тряскую извилистость дороги, ведущей к берегам живописной Саровки. Вдоль пути, особенно начиная от границы губернии, на десятки вёрст растянулись толпы паломников, спешивших на прославление своего Батюшки.

Говорили, что помимо окрестных жителей, со всех концов России прибыло в Сэров до 150 000 человек. Они разместились в построенных для них бараках, а когда не хватило места, то расположились лагерем под открытым небом прямо на окрестных лугах. Радость теснила грудь царя при виде бесхитростного восторга, с которым крестьяне, бедно одетые, уставшие, встречали своего царя-батюшку. Остановок для принятия хлеба-соли было немало. В каждой деревне, попадавшейся царственным паломникам по пути, их встречал священник, благословлявший императора. Государь тотчас же приказывал кучеру остановиться и выходил из экипажа. На полдороге, у границы Тамбовской губернии, была возведена громадная арка, увитая лентами и цветами. Там встречал царскую семью местный губернатор В.Ф. Фон-дер-Лауниц[2] вместе с предводителями дворянства и депутациями от населения. Николай стоял, окружённый толпой паломников и другого люда, и каждый старался приблизиться к нему, чтобы поцеловать ему руки, рукава одежды, плечи. Царь приветливо отвечал на возгласы толпы, и Александра радостно улыбалась людям вместе с детьми, стараясь выказать своё расположение и любовь к ним. Обычно немилосердно настроенные к императрице журналисты — и те поспешили отметить «видимую сердечность холодной государыни». Как всегда, государи путешествовали под охраной лейб-казаков, но им не от кого было их охранять. Царь и царица были убеждены в искренней любви народа и верили, что вся крамола, вся грязь и злоба исходят из пропаганды жаждущих власти духовно оскудевших интеллигенции и аристократии.

К концу дня все изрядно утомились, но никому и в голову не пришло сетовать на усталость. Да никто её, пожалуй, и не чувствовал. Царская семья и её свита были полны религиозного рвения и надежд.

Но вот наконец сверкнули в послеполуденных лучах солнца золочёные купола и свеча колокольни. Ещё немного — и белые каменные здания обители, возвышающиеся над берегом реки Саровки, окружили их, а царь и царица ступили на монастырский двор. Прибытие в Саров превратилось в удивительное торжество. Далеко разносился могучий колокольный звон, посвежевший ветерок обвевал разгорячённые лица, неся с собой ароматы сосен, цветущих лугов, буйного разнотравья, Множество духовенства в сверкающих облачениях вышло навстречу царственным паломникам, их плотной стеной окружал народ, напряжённо прислушивавшийся к словам царя и церковных иерархов. Последние лучи заходящего солнца, освещающего древнюю обитель, вечерня с дивным синодальным хором, густые клубы ладана, смешивающиеся с благоуханием летнего воздуха, — эти впечатления навсегда останутся в памяти Николая и Александры.

Ночевать царственных богомольцев отвели в покои настоятеля. И вот наступило долгожданное утро.

В этот день, казалось, и колокол звучал совсем по-новому, радуясь среди лета пасхальной радостью: открытие честных мощей угодника Божия Серафима, светлого инока, истинного батюшки русского народа. Поклониться ему пришли тысячи и тысячи. Государь жаждал слиться со своим народом, ибо как никогда ощущал над своей земной властью могущество власти небесной и неизъяснимость Божьего Промысла. Просто раб Божий Николай. Царь, великий князь Сергей Александрович и его двоюродные братья понесли мощи преподобного Серафима, извлечённые из скромной могилы на кладбище обители в собор с золотым куполом, специально построенный как вместилище мощей святого. Трижды обнося на плечах раку со святыми останками нового чудотворца вокруг храма, Николай всё сильнее укреплялся верой в то, что над его страной простирается молитвенный покров преподобного Серафима. И над его семьёй. И теперь уже не будет ничего невозможного. Государь не сменялся, остальные несли раку по очереди.