Частые мучительные боли порой не на один день приковывали императрицу к постели. Это было одной из причин, почему русская царица не могла часто появляться в высшем свете, давным-давно уверившемся, что «гордячка» брезгует русской аристократией. Но Аликс и в самом деле хотела как можно меньше общаться со спесивой знатью. И сейчас, наблюдая, как возятся, затеяв новую игру, её весёлые девочки, царица вновь подумала: «Отдать их на растерзание света? Чтобы они учились заботиться лишь о собственной внешности и с увлечением рассуждать о грехах ближних? Нет-нет, ни за что!»

Ольга так похожа на Ники. И любит его, кажется, больше всех, ходит за ним хвостиком, едва царь-отец появляется в кругу семьи, освободившись хоть на вечер от моря дел. «Что же ты за великая княжна, коли до стола достать не можешь?» — поддразнили как-то крошку-царевну смешливые гимназистки при посещении ею их учебного заведения. «Не знаю, — растерялась Ольга, — но сбегаю и спрошу у папа́. Он всё знает!»

Он всё знает! Отец — самый сильный, самый умный и самый добрый.

Для неё, для Александры, её отец тоже был самым сильным, умным и добрым. А мать... Алисе Гессенской было тогда почти столько же, сколько сейчас Ольге. Но и по прошествии многих лет зрелая женщина готова была расплакаться, вспоминая те скорбные дни своего детства, ту гнетущую тяжесть и тишину, перемежаемую рыданиями.

Глядя сейчас на дочерей, Александра вновь ощутила своё сиротство. Королева Виктория всё-таки осталась только бабушкой, а женщина, в которой супруга Ники втайне мечтала обрести вторую мать, — вдовствующая императрица Мария Фёдоровна — отвергла её, «гордую, холодную, не умеющую подружиться со светом».

Пытались ли они понять друг друга? Несомненно. Им обеим хватало для этого и ума, и сердца, а главное — обе они по-своему больше жизни любили одного и того же человека — императора Николая. Но трудно было найти двух женщин, более несхожих. И дело было, конечно, не в том, что матери государя нравились броские, впечатляющие наряды, тогда как Александра постоянно раздражала свекровь, одеваясь строго и просто (а именно это в первую очередь и отмечали придворные модницы). Главное — за различиями во вкусах таилось разительное различие в мировоззрении.

«Я не создана для того, чтобы блистать в обществе, — призналась как-то Аликс своей близкой подруге княгине Барятинской. — Я не владею столь необходимой для этого остроумной болтовнёй. Рядом со мной всегда должен находиться человек, с которым я могла бы быть такой, какая я есть на самом деле. Более всего меня влечёт внутренняя, духовная жизнь. Я жажду помогать другим на их жизненном пути, поддерживая их в борьбе с мирскими соблазнами и искушениями». Этого было не понять вдовствующей императрице, любившей блеск и праздник жизни. Искренне пережив большое горе — смерть любимого супруга, она в скором времени вновь со всей страстью погрузилась в мир, где горели бессчётные огни роскошных люстр, где сияли драгоценности на платьях и ордена на мундирах. Это была её стихия, её жизнь — стихия когда-то весёлой и простосердечной датской принцессы Дагмар, а теперь — Её Величества императрицы Марии Фёдоровны.

Но самым досадным было то, что с годами Мария Фёдоровна приобрела склонность выслушивать сплетни и слухи. К сожалению, нельзя сказать, что возле неё находились всегда только нравственно чистоплотные люди. «Как можно сказать про кого-нибудь не только злое, а просто легкомысленное слово?» — недоумевала Александра.

Однако скучающим сплетникам было достаточно этого непонимания между свекровью и невесткой, и в угоду матери Николая злые языки начали свою чёрную работу.

Царствующая императрица была как-то особенно бледна на вечере у императрицы вдовствующей? Так это, конечно же, потому, что она не в духе и сердится на свекровь за то, что та носит фамильные романовские драгоценности и всегда по правилам выступает первой на официальных приёмах рука об руку с сыном. А может быть, Александра Фёдоровна недовольна тем, что императрица-мать сочла своим долгом дать совет Его Величеству по поводу назначения нового министра?

И кому какое дело могло быть до того, что Александру уже который день терзают сильные боли, что маленькая Мария начала кашлять, что Ольга постоянно капризничает... Государыню Марию Фёдоровну подобные проблемы не волновали никогда, и что такое нездоровье и боли, она, женщина физически развитая, умелица в плавании и акробатике, не могла понять. Она любила сына и не любила его жену. Она не позволит «гордой и лживой» Аликс позорить сына в великосветском обществе! И безразлично было стареющей царице, матери и бабушке, что выезду в свет Александра Фёдоровна охотнее предпочтёт вечер, проведённый с детьми. Марии Фёдоровне судьбой суждено было стать любящей женой, эффектной императрицей, она могла в иных обстоятельствах выказать себя чутким и внимательным человеком, но она не имела тех истинно материнских качеств, которыми в полной мере обладала Александра...

Поводы для злословия сами плыли высшему свету в руки.

Высокородные и высокопоставленные сплетники и сплетницы

обнаружили у молодой царицы самое больное место,

и не преминули ударить сильнее...

Александра вновь и вновь слышала неумолимый голос свекрови:

— Никогда не думала, что Ники, женившийся молодым на ещё более молодой особе, окажется вынужденным передать престол брату за неимением наследника.

За что? Уж она ли не молилась о сыне? Неужели это она виновата в том, что три дочери, три чудесные девочки родились подряд, но долгожданного наследника всё нет и нет? Но теперь Господь наверняка — да-да, наверняка! — исполнит их с Ники сокровенное желание, отзовётся на горячие, слёзные молитвы. И государыня нежно, с надеждой и любовью, провела ладонью по своему животу, в котором зародилась жизнь их с Николаем четвёртого ребёнка. Мальчик! Она верила — конечно же, это мальчик. Наследник!

Дыхание вновь стеснило от боли...

— Мама, не плачь! Тебе больно? — маленькие ручки Татьяны, в одно мгновение оказавшейся рядом, нежно вытирали слёзы с материнского лица. Александра поймала и поцеловала одну из тёплых ладошек.

— Нет, дитя, — мужественно солгала она, через силу улыбаясь. — Я просто немного загрустила, но уже всё прошло. Помолись за свою мамочку.

— Буду молиться! — горячо пообещала посерьезневшая девочка...

А либеральные господа всё возмущались и смеялись:

— Бедная Алиса совсем замолилась! Посмотрим, снизойдёт ли на сей раз Господь к этой истеричной отшельнице-аскетке. Ведь если она вновь родит дочь, кому-то это может очень не понравиться!

«Кому-то» — вдовствующей императрице.

Об этом Александра вспоминала всегда, думая о будущем ребёнке. Вспомнила даже в тот миг, когда начались схватки...

Это был первый раз, когда царь Николай, тревожно ожидая разрешения дорогой Аликс от бремени, ощущал угрызения совести оттого, что в бесконечное течение его горячих молитв о супруге и ребёнке неотступно вторгается опасение, совершенно неуместное сейчас, когда надо думать лишь о здоровье жены и малыша, опасение нового разочарования.