И тут Аадхья поставила поднос на мой стол и села. До меня не сразу дошло; я тупо уставилась на нее, а она спросила:

– Обменяешь на молоко? Тот поднос выглядел как-то странно, я его обошла.

У меня на мгновение перехватило горло, точно в нем застрял большой кусок черствого хлеба. Потом я сказала:

– На, держи, – и протянула ей запасной пакетик молока.

– Спасибо, – ответила Аадхья и дала мне булочку.

Потом за наш стол села Лю, и с ней ее подруга. Двое ребят-техников, англоговорящие индийцы из Дели, устроились рядом с Аадхьей и поздоровались – и в их тоне не было и намека, что я тут лишняя. Я тоже сказала «привет», и это прозвучало вполне естественно, сама не знаю почему. Еще двое умеренно популярных ребят, с которыми я даже не была знакома, но сидела вместе за столом на прошлой неделе (всего лишь на прошлой неделе!), помедлили, потом нерешительно приблизились и спросили: «Тут занято?» Когда я покачала головой, они не стали придвигаться вплотную, а сели на некотором расстоянии, но все-таки мы сидели вместе. Нкойо сказала «привет», проходя мимо с Корой и другими девочками по пути к свободному столу…

Я старалась сдерживаться, чтобы руки не тряслись, пока я ела булочку, аккуратно ломая ее и намазывая каждый кусочек тонким слоем сливочного сыра. Я прекрасно понимала, что происходит. Именно на это я и рассчитывала, когда приглашала Лю сесть со мной и предлагала Аадхье вместе делать зеркало. Они убедились, что я достойна доверия и готова поделиться своей удачей с теми, кто мной не пренебрегал. Теперь они давали понять, что оценили мои усилия. Очень разумно, даже если не знать, что у меня в рукаве есть козырь-другой. Никакого чуда в этом не было, и не стоило полагать, что они меня внезапно полюбили. Я всё понимала. Но теперь мне хотелось не кричать, а плакать, как младшеклассница, которая роняет слезы и сопли в тарелку, а окружающие делают вид, что ничего не замечают.

Я кое-как доела свою порцию, не опозорившись. Аадхья спросила, можно ли ей прийти и взглянуть на зеркало. Я позволила, но предупредила, что, скорее всего, оно получилось проклятым.

– Серьезно?

– Да. Извини. Всю ночь оно пыталось что-то мне сказать, хотя я и не просила.

Когда артефакт что-то пытается сделать самостоятельно, это верный знак, что он не принимает твои интересы близко к сердцу. Аадхья явно расстроилась – неудивительно, поскольку она чуть не погибла, помогая мне смастерить ненужный хлам.

– Зато я прихватила ногу сиренопаука. – Я забрала ее именно на такой случай. – Может, она тебе пригодится?

– Да, здорово, – смягчившись, ответила Аадхья.

Панцири сиренопауков отлично подходят для изготовления магических инструментов, если знать, как с ними управляться. Аадхья, с ее способностью, уж точно знала. Мы немного поговорили о том, что можно сделать из этой добычи, и я предложила Аадхье помочь заклинаниями, чтобы мы были в расчете. Потом мы с Лю обсудили наши контрольные работы по истории, поскольку мы обе в сильной группе (никто не хочет в сильную группу, разве что предполагает выпуститься с отличием, но школа помещает тебя туда против воли), и каждой нужно написать двадцать страниц по истории древней магической цивилизации. Причем – о злая ирония судьбы! – нам достались незнакомые языки. Мы договорились поменяться: она напишет о двух анклавах династии Чжоу, а я – про анклав Пратиштхана, и мы переведем друг другу основные источники.

Мы доели и забрали посуду. Никто не остался за столом в одиночестве. Мне по-прежнему было неуютно и зябко внутри, когда я понесла свой поднос на конвейер. Я была рада, что впереди шел Ибрагим: я вспоминала о его ухмылке и пыталась воскресить в себе недавний гнев. Но Ибрагим взглянул на меня, отходя от конвейера, и не ухмыльнулся – он словно приуныл. Я в замешательстве посмотрела на него – и тут Орион поставил свой поднос на стойку следом и спросил с легким раздражением:

– Слушай, в чем дело? Ты поссорилась с Хлоей и Магнусом?

Неужели он ждал, что я пойду и сяду с ними?

Да, наверное. Кто отказался бы сесть за нью-йоркский стол, если бы ему выпала такая возможность! Каким дураком надо быть, чтобы вместо этого сидеть одному, гадая, присоединится ли к нему еще кто-нибудь!

– Что, я должна была тащиться за тобой? – огрызнулась я. – Прости, я не поняла, что у меня теперь статус прихлебателя. Я думала, для этого сперва нужно совершить ритуальное коленопреклонение. Заведи специальный значок или что-нибудь такое, чтобы выдавать фанатам. А ты будешь смотреть, как они дерутся за знаки твоего внимания… – Я сказала это очень ядовито – неудивительно, раз я вся кипела.

Орион отступил на шаг; он как будто разозлился и удивился одновременно, и на его щеках, покрытых зеленоватыми точками после занятия в лаборатории, пятнами выступил румянец.

– Да иди ты к черту! – сказал он хрипло и быстро отошел.

Между нами и дверью находились примерно пять разных компаний, и все повернулись к Ориону, когда он проходил мимо. Лица учеников были полны надежды. Каждый решал в уме то самое уравнение, над которым я ломала голову каждый день, каждый час, – и поскольку остальные не были упрямыми идиотами, они не отказались бы подольститься к Ориону Лейку, чтобы выжить. Уж они-то дрались бы за право стать его лакеями. И он это знал – но тратил время на меня; а раз Орион больше не боялся, что я обращусь в малефицера, значит, он хотел… пообщаться с кем-то, кто не лебезит перед ним.

От этой мысли мне стало тошно: значит, Орион все-таки приличный человек. Но какое право он имеет быть приличным человеком?! Ему что, мало супергеройства?

Однако другого ответа я не находила.

Остаться одной в столовой – плохая идея, но почти целую минуту я стояла как столб, глядя вслед Ориону, потому что все еще была вне себя. Я злилась на Ориона, на Хлою, на остальных, даже на Аадхью и Лю, которые меня чуть не довели до слез, соизволив сесть со мной.

А потом я пошла за ним. Орион, как и все, направился к лестнице, но, вместо того чтобы пойти наверх, в библиотеку, зашагал вниз, в полном одиночестве, как безумный. Или как человек, который предпочтет злыдней восхищенным поклонникам. Я стиснула зубы… но делать было нечего. Я нагнала Ориона на середине первого пролета.

– Позволь тебе напомнить: всего четыре дня назад ты думал, что я убийца, – сказала