– Сын? – воскликнула Тамара Цармона тревожно. – Их многолетние семейные разборки закончились убийством?

– Маньяк, психопат, – понижая голос, ответил Клавдий Мамонтов. – В полиции мне по моим каналам сообщили, что в конце мая в том же районе Подмосковья произошел еще один случай нападения на женщину чуть моложе Гулькиной. Их обеих задушили.

– Невероятно. Живешь себе на свете, занимаешься своими проблемами и вдруг – бац! Маньяк, – Щеглов покачал бритой головой. – Знаете, с родителями Искры Владимировны случилось нечто подобное в начале их знакомства. Мне Керим поведал как-то за бокалом виски. Что-то вроде семейного предания. Он заинтересовался историей и даже справки наводил.

– Керим Касымов баловался алкоголем? – удивился почти наивно Макар. – А как же его приверженность исламу?

– Скажем так – есть два разных Керима: один в Дубае, в Ташкенте и в Катаре, со своими женами, наложницами и детьми, и другой в Москве и в Европе, куда ему теперь путь заказан. – Щеглов состроил гримасу: чего придуряешься, а то ты сам не знаешь, только вчера родился, да?

– А какое семейное предание насчет маньяка? – спросил Клавдий Мамонтов.

Щеглов глянул на Тамару, словно предлагая ей поучаствовать в беседе.

– Искре Владимировне мать все откровенно рассказывала, – произнесла она. – Ее тайный роман с Кантемировым – тогда еще женатым человеком, ее научным руководителем, начался в начале пятидесятых с трагического происшествия. На Кавказе на Домбае, где они работали в научной экспедиции, в окрестных селениях убивали женщин. Очень жестоко. И местные жители начали подозревать в убийствах профессора Кантемирова – ни много ни мало. Всегда ведь трудно поверить, что твой сосед и друг – чудовище, легче обвинить приезжего чужака. Они толпой в ауле напали на Кантемирова, избили его и посадили в деревенский зиндан. Может, я неправильно называю узилище… Мне Искра… то есть Искра Владимировна, сама говорила со слов матери – клоповник-сарай. Кантемирова собирались отправить в Черкесск, в тюрьму для допросов. Но сначала ждали местное начальство и МГБ. Мать ее Нина – храбрая женщина, тогда еще совсем молодая аспирантка, решила действовать, чтобы спасти своего профессора. Она ночью взломала дверь клоповника и освободила его. Предлагала немедленно вместе бежать, бросить научные дела и тайком добираться в Москву с Кавказа. И уже в столице разбираться с чудовищным несправедливым обвинением.

– Ничего себе! – восхитился Макар. – Ну, ботаники! Они же были ботаники оба, как Кантемирова нам сейчас поведала. И такие отчаянные поступки ее мать ради отца совершала.

– Из-за любви, как гласит их семейная быль-легенда. – Тамара усмехнулась печально и светло. – Девочке чуть за двадцать, Кантемиров годился ей в отцы. У него имелась семья, жена, дочь… Сводная сестра Искры Светлана. И Сталин тогда еще был жив, репрессии свирепствовали.

– Они уехали с Домбая в Москву? – уточнил Клавдий Мамонтов.

– Не успели. В ночь, когда они подались в горы вдвоем, на мать Искры напал тот маньяк. Кантемиров ее спас от смерти. И лично задержал убийцу. Ему помогли пастухи овечьих отар. Маньяк тоже оказался пастухом, местным горцем.

У Щеглова сработал мобильный – юристы холдинга ждали за воротами особняка. Он поспешил встретить их. Макар и Клавдий Мамонтов видели сквозь окна террасы, как он ведет к дому группу мужчин в деловых костюмах и с портфелями.

Они втроем остались с Тамарой Цармона.

– Тамара, что вы можете рассказать нам о Гулькиной? – Клавдий Мамонтов сменил тему на более актуальную.

– Она подруга Искры Владимировны с детства, этим все сказано, – вежливо ответила Тамара. – Очень достойная женщина. Мать, жена, потом вдова. Я с ней встречалась несколько раз за все долгие годы, что работаю у Искры Владимировны. В прошлом она сама довольно редко с ней общалась. Не подумайте плохо, мол, зазнавалась из-за богатства. Нет. Просто некогда, недосуг – Искра Владимировна много путешествовала раньше, где мы с ней только не побывали… Она брала меня с собой как компаньонку. Они с Гулькиной вели слишком разный образ жизни. Однако на склоне лет беды и несчастья их снова сблизили, как в молодости.

Клавдий Мамонтов созерцал Тамару – вышколенный личный секретарь богатой дамы, жены воротилы-нувориша. Она же помощница во всех делах и даже исполняет порой роли личного парикмахера и массажистки. Вежлива, аккуратно подбирает выражения, видно, приучена за многие годы не болтать лишнего о семье Керима Касымова. Лет ей на вид пятьдесят. Не злоупотребляет косметикой. Не отличается красотой. Однако и серой мышью ее не назовешь. Голубое поло очень идет к ее темным крашеным волосам, черным глазам и смугловатой коже. Сдержанность и яркость.

– А вы когда видели Гулькину в последний раз? – задал он новый вопрос. – Искра Владимировна ведь неоднократно посещала ее на даче в Сарафанове? Не только вчера.

– Наверное, да. Все происходило без меня. Я отсутствовала здесь какое-то время. Последний раз я видела Наталью Эдуардовну в марте. Искра позвала ее к себе в Баковку. В доме уже паковали вещи, вывозили мебель. Искра Владимировна пожелала отдать Гулькиной кое-что из своего обширного гардероба. Вещи дорогие, класса люкс.

Тамара замолчала. Перед ее глазами всплыла картина. Гардеробная в особняке Касымова в Баковке, похожая на магазин-бутик со стеклянными шкафами, полками, кронштейнами, комодами с выдвижными ящиками и витринами, почти как в ЦУМе. На кожаных креслах, диванах и просто на полу навалены груды одежды, здесь же гора чемоданов, кофров, коробок. После выставления дома на торги Искра вывозила наряды сама, хлопотала, нанимала рабочих. Квартира ее сына на Садовом кольце превратилась в склад. Лева тогда уже находился в рехабе.

Они втроем стоят в гардеробной. Искра в испанском синем платье-макси в горох. У ее ног на полу две собольих шубы. На шее две длинных нитки крупного жемчуга. В ушах – увесистые, похожие на булыжники сапфировые серьги. Она смотрит в зеркало и примеряет на голову то жемчужную тиару, то кокетливую французскую шляпу-канотье, а потом высокую соболью шапку.

Наталья Гулькина в черном вдовьем трауре взирает на нее выжидательно и вздыхает. Вся сцена происходит на седьмой день после второй попытки суицида Левы в больнице… Искра вызвала Гулькину к себе в Баковку именно по этой причине. Полчаса она плакала и рыдала о сыне – неудавшемся самоубийце. Сочувствовала Гулькиной в потере мужа. А затем увлекла ее в гардеробную – сортировать шмотье…

– Наташа, примерь жакет, – она поднимает с пола из груды вещей голубой твидовый жакет и сует его почти насильно в руки Гулькиной.

– Искорка, нет… спасибо… совсем не мой фасон. – Гулькина слабо отбивается.

– Настоящая Винтур! – Искра начинает капризно раздражаться. – Ты до сих пор носишь джинсы. У тебя фигура.