Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Клавдий Мамонтов подумал: их с Макаром на дачу не пустили полицейские. Проверили ли они холодильник? Есть там коробка с клубникой? Но это роли не играет, Искра не отрицает, что навещала Гулькину.
– Она, кстати, мне не сообщила, что ждет вас, Макар, – Кантемирова глянула на них.
– Я тоже спонтанно к вечеру собрался, – признался тот – сама честность. – Она разрешила навестить ее в любое удобное время.
– Вы никого посторонних не видели возле дачи, когда приехали? – спросил Клавдий Мамонтов.
– Нет, остановилась у ворот, Наташа меня встретила, забрала коробку с клубникой. И мы пошли на дачу. Ах нет… кое-что я заметила, – Кантемирова встрепенулась.
– Что? – Клавдий слушал внимательно.
– На участке я оглянулась – дачка напротив, их соседи… Видимо, те, кто с вами, Макар, ее нашел. На втором этаже окно было открыто, и за нами подглядывали сверху. У меня дальнозоркость, я зрю, как орел.
– Кто подглядывал за вами – мужчина или женщина? Они – соседи, брат и сестра, их фамилия Астаховы, – сообщил Клавдий Мамонтов.
– Штора мешала, мелькал лишь силуэт.
– Соседи порой проявляют любопытство, – нейтрально заметил Клавдий.
– Смотря какие соседи, – Искра Кантемирова вздохнула. – У нас в Баковке соседи – волки и шакалы, как в сущем зоопарке… Падальщики сбегаются, слетаются на чужое горе. А насчет тех… Наташа мне еще раньше жаловалась на нее, на ту наглую бабу. На свою соседку. Она ее достала.
– Жаловалась? Достала? А в чем дело? – Клавдий Мамонтов вновь проявлял серьезный интерес.
– Наташа бешено ревновала Юру, мужа, к ней. Соседка к нему липла, а он не сопротивлялся. Он всегда давал женщинам авансы. Не мог устоять.
– Он же старик был. Под восемьдесят.
– Он всегда слыл ходоком – с молодости до седых волос. Еще до женитьбы на Наташе у него одновременно крутилось десяток романов, уйма женщин. Он же художник, всех приглашал к себе в натурщицы в мастерскую, сыпал комплиментами, восхищался красотой. Очень давно, в семидесятых, он общался с Шемякиным, Высоцкого видел не раз. С армянами компанией порой сиживал в ЦДРИ [4]. За актрисами, певичками ухлестывал. Мне мой педагог по хореографии Ляля Федоровна рассказывала, она пела и танцевала в театре «Ромэн». Кстати, она мама нашей Тамары. Ей случалось веселиться в их компании и с Шемякиным любезничать. А затем она вышла замуж за чилийского коммуниста, одного из тех, кого… Ах, была такая присказка тогда: «Поменяли хулигана на Луиса Корвалана». Он отец Тамары. Ну, и на даче в своем Сарафанове Юра-ходок на сторону от Наташи тоже поглядывал. Мужчины полигамны, распутны, и они нам лгут. Кобели неуемные. По себе знаю. – Искра Кантемирова умолкла.
Клавдий Мамонтов слушал. Во всем сказанном имелся подвох. Несоответствие, причем существенное. Только он сейчас не мог уловить его, распознать. Тщетно силился придумать вопросы для уточнения, однако противоречие ускользало… В вежливую печальную речь Кантемировой внезапно вплелось слово «кобель». Она его смаковала. Но оно не вязалось с обликом дочери академика и приятельницы детства Гулькиной и Веры Павловны.
– А что вам сама Наталья Эдуардовна говорила? – задал он новый вопрос.
– Мол, понимает меня, как никто. И сама в депрессии. «Ах, Искорка, надо держаться, перебороть себя…» Рассуждала, как найти смысл жизни, окончательно утерянный. Перестать бояться, когда привычный мир рушится на глазах. В чем найти опору, если кругом тени и прах, как у Горация… Она мне жаловалась на Киру горько.
– На сына? – уточнил Клавдий.
– Именно, – Кантемирова вздохнула. – Он ослеп от жадности, по ее словам. Кто бы мог подумать, что в их с Юрой семье вырастет, словно сорняк, прожженный сквалыга и жмот. Завистливый и злой к близким людям. Я не могла ее утешить. Мой сын меня тоже не радует.
Пауза.
– Я Леву встречал за границей, – заметил Макар, слушавший их беседу. – Он всегда был светлый… Излучал радость, беззаботность. Сплошной позитив.
– Он погас, – тихо ответила Искра Кантемирова.
– Мне ваш компаньон по бизнесу Щеглов сейчас сообщил, – Макар подыскивал слова. – Ужасно. Кто угодно, только не Лева.
– А что мы, матери, можем сделать? – воскликнула Искра Кантемирова. – Когда мы… я, например, не знаю даже точную причину того, что он дважды пытался сделать с собой. Когда с нами… матерями сыновья не говорят, не общаются месяцами! Подобное творилось между Наташей и Кирой. Он всегда ненавидел Юру, отчима. Но тот умер. А неприязнь Киры не утихает, нет, она после смерти Юры обрушилась на родную мать. Простите, что я выражаюсь столь резко… Но я уверена, что бы Кира сейчас ни говорил полиции и что бы вам, частному детективу, потом ни твердил при встрече, не верьте ему. Втайне он рад Наташиной смерти.
– Почему?
– Теперь же ему достанется их имущество – квартирка и дача-развалюха. – Кантемирова покачала головой, изумруды в три карата в ее ушах сверкнули.
– Лева после рехаба совсем вас не навещает? – тихо спросил Макар.
– Примчится порой на машине, а иногда на такси… потому что сам не может вести, руки трясутся. – Кантемирова глянула в окно, где полыхал закат. – Валится в спальне в кровать. Спит, спит… Мама, отстань, не до тебя… Мама, отвали… Мама, мне и так тошно… Вот что я от него слышу. Если увидитесь с ним, Макар, повлияйте на него, а? Хотя он никого уже не слушает в своем внутреннем затворничестве. А вы не его близкий друг. У Левы вообще друзей, насколько я знаю, нет.
– Он всегда в клубах появлялся в компании очень красивых девушек. И на Ибице тоже. Как в цветнике, – заметил Макар.
– Он их бросал, а девицы затем находили выгодную партию. Или спивались. Дохли от наркоты, – ответила Искра Кантемирова. – Иных уж нет, а те далече.
– Кирилл, сын Гулькиной, с вашим Левой общался? – продолжал гнуть линию «частного детектива» Клавдий Мамонтов.
– Кто их знает? Они нам не докладывали, – Искра Кантемирова пожала полными плечами. – Все же на слуху, мы знакомы давно. Но Кира не вел разгульный образ жизни, средств у него не хватало, сам ничего заработать не удосужился. Он женился, хотя неудачно, видно, его жене осточертела его жадность.
– Значит, вы покинули свою подругу где-то около половины первого? – уточнил Клавдий Мамонтов.
