— Да потому что это был твой вечер. Как я могла тебе его испортить? К тому же мы с тобой…

Тут я замолчала: о моих сложных отношениях с супругом я Лизе тоже, конечно, не говорила.

— …мы с тобой были в центре внимания.

— И что, кто был этот человек?

— Он обращался со мной так, как если бы мы были с ним хорошо знакомы, — сказала я. — И называл меня Марго.

— Марго?

— То мадам Соль, то Марго.

— И что бы это значило? — спросила Лиза.

— Здесь два варианта, — ответила я. — Либо этот человек из окружения моего мужа и просто не знает моего настоящего имени, поскольку меня все в том доме, в Питере, звали Соль. Возможно, ему кто-то назвал мое имя, да он забыл. Второй вариант: он меня с кем-то спутал. Но мне все-таки кажется, что он оттуда, из Питера. Потому что не верю я в такие совпадения, ведь моя девичья фамилия — Соленая, понимаете?

— И что он от вас хотел?

— Он кадрил меня, — произнесла я. — Старался быть вежливым, но у него не всегда получалось.

Сергей смотрел на меня как на привидение.

— И? — наконец спросил он. — Что было потом?

— Потом он исчез из поля моего зрения и возник вот только незадолго до того самого вечера, о котором мы сегодня говорим. Сережа, ты извини меня, но это с ним я встречалась тогда, в ресторане. И никакой это не художник. Просто мне надо было с ним поговорить, понять, что ему от меня нужно.

— И что же ему от тебя было нужно?

— Деньги, вот что. Сначала он угощал меня шампанским, говорил, что знает обо мне все и что мы с ним как бы не чужие люди, что у него проблемы с бизнесом и все такое, что я ему просто обязана помочь… Он сказал, что все помнит и хотел бы за молчание получить пятьдесят тысяч евро.

— А что он может помнить? Думаете, он имел в виду дела вашего покойного мужа?

— Разумеется!

— И что было потом, тем вечером? — Сергей смотрел на меня теперь с явным недоверием.

Я зацепила вилкой колечко маринованного лука и отправила в рот. Затем еще и еще.

Она ела лук. Жадно, с аппетитом. Она цепляла его, как тонкое белое кружево, вилкой и отправляла в рот, а мы смотрели на нее, понимая, что у нее истерика.

Пожалуй, впервые за последние месяцы я приревновал ее к прошлому. Тем более что потом уже мы более внимательно рассматривали видео, и я успел заметить, что ее спутник высок, статен, хорошо одет. Правда, лица его я не видел. Но тут Валя моя вдруг открыла свой телефон и показала мне его фото крупным планом.

— Да, я сняла его, пока он возился с соусом для рыбы. Понимаете, я должна была его вспомнить. И помочь мне в этом мог только Ерема. Я сказала этому Федору… Да, его зовут Федор, кстати говоря! Так вот, я, понимая, что ему, помимо денег, хочется получить от меня и еще кое-что, я решила действовать. Мне нужно было выиграть хотя бы немного времени, чтобы понять, кто он и насколько опасен. Я сказала ему, что буду ждать его в гостинице «Европа», это как раз в двух кварталах от «Тумана». Объяснила ему, что замужем, а потому не хотела бы, чтобы кто-нибудь видел, как я ухожу из ресторана в сопровождении мужчины. И чтобы он подошел туда через час, и я оставлю ему записку, в которой будет сообщаться, в каком номере я его жду.

Я слушал ее и представлял себе этот разговор, этого мужчину, глазеющего на мою Валентину. Я словно видел его мечты!

— На самом деле я, выйдя из ресторана, сразу же позвонила Ереме, объяснила ему ситуацию и отправила фото этого Федора. Он быстро ответил мне: человек ему неизвестен. И никогда в окружении Н. его не было. Вот и все.

Лиза Травина выглядела растерянной. Глафира же принялась есть.

— Ой, послушайте, баранина же совсем остыла! — И Валя, подхватив блюдо с мясом, помчалась на кухню подогревать.

— Если бы он хотел ее убить, то убил бы, — тихо сказала Лиза после того, как Валя ушла. — Но он убил не ее, а женщину, удивительным образом похожую на нее. Понимал, что это не Валентина, а другая, и все равно убил. Почему? Что вообще произошло тогда там, в ресторане?

— Нож остался в сердце? Значит, на нем должны быть отпечатки пальцев? — попытался рассуждать я.

— Нет на нем никаких отпечатков. И свидетелей, которые видели бы убийцу, тоже нет. Было темно, там горит один красный плафон, в этом коридорчике. Тот, кто хотел ее убить, — убил.

Вернулась Валентина.

— Сейчас будет готово. — Она была бледной и выглядела уставшей.

— Что вы сказали ему, когда он потребовал у вас за молчание деньги?

— Сказала, что решим все его проблемы. Сделала вид, что я как бы в курсе наших с ним отношений. Сказала так, чтобы не дразнить его. Откуда я знала, кто он такой и чего от него можно ждать?

— Надо просмотреть видео с того вашего вечера, — предложила Глафира.

— Это было давно, вряд ли оно сохранилось, — произнес я. — Но я могу показать его фото моим друзьям-музыкантам. Думаю, что он местный, и кто-нибудь его да узнает.

Как же мне было жаль, что в нашу тихую и мирную жизнь, наполненную любовью и счастьем, проникла эта чужая на первый взгляд история с убийством, угрозами и шантажом.

Свое счастье я обрел в тот день, когда однажды утром, измученный бессонницей, я подошел к двери, за которой кто-то неистово звонил, и увидел в глазок Валентину. Ожившую, воскресшую.

Я распахнул дверь, она бросилась ко мне, обняла, повисла на мне.

— Сережа, ну прости! Она позвонила мне, сказала, что вспомнила меня… девочкой! Она была подшофе. Я не могла упустить такой случай, взяла такси и поехала к ней, к твоей Ларисе Альбертовне, за город. Была ночь, а ночью все какое-то другое. Не то чтобы я забыла о тебе, нет, просто меня понесло туда, в мое далекое прошлое, в детство. Конечно, это было легкомыслием с моей стороны.

Я не дал ей договорить, закрыл ей рот долгим поцелуем. Боже, как же я был тогда счастлив! И мне, конечно же, было уже все равно, что ей тогда рассказала Генералова. Важным было одно — Валя жива, и я держал ее в своих объятиях.

А потом она сказала, что любит меня, что полюбила в тот вечер, когда увидела меня впервые на сцене, в Москве, на концерте, и что все придумала, что просто хотела, чтобы я был с ней рядом, чтобы стал ее мужем. Она плакала, и мои губы тоже стали мокрыми и солеными от ее слез. Я сжимал ее в своих объятиях и не верил своему счастью. Сколько раз я мечтал об этом, видя ее каждый день, каждый час, мне словно снился долгий, сумасшедший сон.

Только через сутки, проснувшись в нашей супружеской постели, которая долгое время была лишь ее постелью, мы смогли наконец обо всем поговорить. И она рассказала мне, что же произошло у Генераловой дома.

— Она узнала во мне ту маленькую девочку, которая время от времени заглядывала к ней в гости, перелезая через ограду. Хорошенькая, совсем маленькая девочка, чудесный ребенок, как она сказала. У нее у самой детей нет, а потому она с поистине материнской любовью привечала соседскую девочку. Она сказала, что давно уже заметила, что я повадилась в ее сад за клубникой, что видела меня не один раз, когда я, взобравшись на круглую каменную вазу под окном, заглядывала в дом, следила за ней. Что однажды она позвала меня и угостила сладостями. Про сырники она, конечно же, не помнила. Такие мелочи хранит в своей нежной памяти лишь маленький ребенок.