– Что с вами творится? – спрашивали знакомые.

Он честно отвечал:

– Я знаю это не больше вас.

С наступлением ночи он подвергнул новому испытанию свою удобную и красивую спальню. Результат был тот же, что и в первый раз. Снова им овладели безысходная тоска и тревога. Снова он провел бессонную ночь. И опять, когда он сел завтракать, он не испытывал ни малейшего аппетита.

Что новый отель действует на человека столь необычным образом, нельзя было обойти молчанием. Генри обмолвился об этом друзьям в холле, а управляющий услышал. Этот человек, естественно, болел за свой отель, и его задело, что на 14-й номер ложится пятно. Он пригласил присутствующих самим рассудить, насколько спальня мистера Уэствика виновна в его бессоннице; он особо побуждал возглавить расследование седоголового джентльмена, которого пригласил на завтрак некий английский гость.

– Это доктор Бруно, наш первый врач в Венеции, – объяснил он окружающим. – Пусть он разберется, оказывает комната мистера Уэствика какое-нибудь вредное влияние на самочувствие или нет.

В номере 14 доктор огляделся с явным интересом, который не укрылся от присутствующих.

– Последний раз я был в этой комнате, – сказал он, – в связи с грустным событием. Тогда еще это было палаццо, а не отель. Меня вызвали к английскому дворянину, который тут умер.

Кто-то поинтересовался, как звали этого дворянина. Совершено не подозревая, что он говорит в присутствии брата покойного, доктор Бруно ответил:

– Лорд Монтбарри.

Генри молча выскользнул из комнаты.

Он ни в коем случае не был суеверным человеком. И тем не менее нежелание оставаться в отеле завладело всем его существом. Он решил уехать из Венеции. Просить другую комнату – значило оскорбить управляющего. Переехать в другой отель – значило ставить под удар дело, в успехе которого он был кровно заинтересован. Артуру Барвиллу, когда тот приедет в Венецию, он оставил записку, в которой сообщал, что уехал на озера и что одной строчки по адресу его миланского отеля будет достаточно, чтобы вызвать его обратно. После этого он сел в дневной поезд на Падую, а потом с аппетитом обедал и ночью спал без задних ног.

На следующий день, возвращаясь к себе в Англию, в отель прибыли некий джентльмен с супругой, не имевшие никакого отношения к семейству Монтбарри, и заняли 14-й номер.

Тревожась о том, что на его лучшую спальню легло пятно, управляющий не преминул спросить путешественников наутро, как они нашли свою комнату. Они предоставили ему самому судить об этом, задержавшись в Венеции на лишний день, чтобы еще насладиться прекрасными условиями, которые им предлагал новый отель.

– Мы не видели ничего подобного в Италии, – сказали они. – Будьте уверены, мы порекомендуем вас всем нашим друзьям.

Когда 14-й номер снова освободился, его увидела английская дама, явившаяся в отель с горничной, и сразу же заняла.

Это была миссис Норбери. Фрэнсис Уэствик занимался переманиванием в свой театр новой танцовщицы из Ла Скала, и миссис Норбери оставила его в Милане. Не имея опровергающих сведений, она полагала, что Артур Барвилл с женой уже приехали в Венецию. Ей интереснее было повидаться с молодоженами, чем дожидаться завершения долгого и трудного торга с танцовщицей; она обязалась передать извинения от имени брата, если театральные дела вынудят его задержаться и он не поспеет к празднованию медового месяца.

На миссис Норбери 14-й номер подействовал совершенно иначе, чем на ее брата Генри.

Как всегда быстро заснув, она погрузилась в вереницу кошмаров; главным действующим лицом неизменно был ее покойный брат, первый лорд Монтбарри. То его морили голодом в смрадной темнице; то за ним гнались убийцы и, догнав, закалывали ножами; то он тонул в темных пучинах; то лежал в постели, и его пожирал огонь; то какая-то призрачная фигура соблазняла его глотком воды, и он умирал от яда. Повторяемость этих ужасных видений так подействовала на нее, что она поднялась с рассветом и уже не решалась лечь в постель. Еще в детстве было замечено, что из всей семьи она одна хорошо относилась к Монтбарри. Ее сестра и братья постоянно ссорились с ним. Даже мать признавалась, что старшего сына она любит меньше других детей. Женщина впечатлительная и не из пугливых, миссис Норбери сидела у окна, за которым вставало солнце, и содрогалась от ужаса, вспоминая ночные видения.

Когда в обычное время появилась горничная и испугалась ее вида, она сказала первое, что пришло ей в голову. Горничная отличалась суеверием, и было бы крайне неблагоразумно сообщить ей правду. Миссис Норбери просто объяснила, что кровать ей не по вкусу, – она велика для нее. Дома она привыкла спать на узкой постели, и горничная это знала. Когда позже об этом неудобстве узнал управляющий, он огорчился, что может предложить даме только еще одну спальню на выбор, а именно номер 38-й, располагавшийся прямо у нее над головой. Миссис Норбери согласилась переменить комнаты. Теперь ей предстояло провести вторую ночь в покоях, которые прежде занимал в палаццо барон Ривар.

Она опять быстро заснула, и снова, как в первую ночь, ее принялись терзать, сменяя друг друга, страшные видения. На этот раз разгулявшиеся нервы не выдержали новой пытки. Она накинула халат и среди ночи выбежала из комнаты. Всполошенный хлопнувшей дверью швейцар видел, как она стремглав сбегает по лестнице, не зная к кому кинуться. Не переставая удивляться пресловутым английским чудачествам, швейцар справился в книге и повел даму наверх, в комнату ее горничной. Та не спала и, что самое удивительное, даже не раздевалась. Она совершенно спокойно восприняла приход госпожи. Когда они остались наедине и миссис Норбери была вынуждена посвятить горничную в свою тайну, последовал очень странный ответ.

– За ужином в людской я расспрашивала о нашем отеле, – сказала горничная. – Лакей проживающего тут джентльмена слышал, что последним обитателем палаццо, пока его не переделали в отель, был покойный лорд Монтбарри. Прошлую ночь вы спали как раз в той комнате, где он умер. Ваша сегодняшняя комната прямо над ней. Я не говорила, чтобы не напугать вас. Сама я, как видите, сижу со светом и читаю Библию. Сдается мне, никто из вашей семьи не будет иметь покоя под этой крышей.

– Что вы имеете в виду?

– Извольте, я объясню, мадам. Когда здесь был мистер Генри Уэствик (это мне тоже лакей рассказал), он, как и вы, занимал комнату, где умер его брат (не зная об этом, конечно). Так он две ночи не смыкал глаз. Без всякой причины (лакей слышал, Генри Уэствик сам это говорил джентльменам в столовой) он просто не мог спать; он тосковал и не находил себе места. А днем ему кусок в горло не шел в этом доме. Можете смеяться надо мной, мадам, но у слуг тоже есть свои соображения. Вот и я думаю: мы ничего не знаем, но что-то стряслось с милордом, когда он умирал тут. И его дух мыкается и страдает, пока не поведает об этом. А родственники чувствуют, что он близко. Им еще доведется его увидеть. Умоляю вас, не оставайтесь в этом страшном доме! Сама бы я ни за что не задержалась тут еще на ночь, хоть вы меня озолотите.