Атиас слушал, ни разу не перебив, его глаза то вспыхивали языками пламени, то снова тухли, превращаясь в чёрно-серые уголья; лишь раз он дёрнулся и даже открыл было рот, чтоб что-то то ли сказать, то ли спросить, но сдержался — когда я рассказывала, как сумела найти выход из белого коридора.

— А потом я очнулась, — закончила я и вопросительно посмотрела на эйо — он сидел, не двигаясь, подобно огранённому искусной рукой мастера каменному изваянию.

На мгновение я испугалась — уж не привиделся мне этот огненноглазый в бреду. Да нет, не может такого быть — если бы он не появился в разгар боя с акманом, я бы уже успела дойти до потусторонних берегов, куда, говорят, все смертные отправятся в назначенный час, завершив земные свои юдоли.

— Выходит, ты пережила целых две встречи с акманом, — с неподдельным восхищением протянул эйо. — Ты и вправду заслужила своё прозвище. Знаешь, что оно означает?

Я покачала головой — откуда?

— Ша-алиф-э-э, — вдруг тихо, с горловым присвистом, в котором мне почудилось завывание штормового ветра, что играючи способен срывать прочные крыши и выкорчёвывать из земли стволы вековых деревьев, и рёв гневно бушующего пламени, пожирающего всё, что встречается на его пути, протянул эйо и пояснил:

— Огненная буря. Это очень древний язык, давно забытый. Удивительно, что он известен твоей наставнице.

— Она каойя, знающая. Но теперь твоя очередь рассказывать, — напомнила я.

— Спрашивай, — Атиас пожал плечами. — Моя история слишком длинна.

— У меня достаточно времени, — в тон ему ответила я.

Атиас вздохнул, возвёл глаза — вот же упрямая девчонка! — но спорить не стал. Меня несколько обескуражила эта покорность — эйо в любой момент мог просто встать и уйти, и я, ослабевшая от ран, ничем не смогла бы этому помешать. Да что там, он мог уйти сразу, как разделался с акманом, и бросить меня истекать кровью или вовсе добить, чтоб не мучилась — на мой взгляд, это было бы разумнее, чем возиться с девчонкой, увидевшей то, что ей видеть не следовало. Тогда огненноглазого, быть может, сдержало любопытство, но что останавливает сейчас?

Глубоко вздохнув, эйо начал свой рассказ.

…Тысячелетия назад, когда Шагрон был молод, и только драконы — крылатые владыки неба и облаков, бороздили его просторы, появились Порталы. Мир не изменился в одночасье — долгое время они бездействовали. Но однажды из одного из них вышел человек. Он выглядел как обычный путник в пропылённой одежде и стоптанных сапогах, но драконы — существа, хоть и не владеющие магией, но рождённые из неё, не могли не почувствовать его появление — сила, наполнявшая его, слепила даже привычные к ней очи крылатых владык.

История умалчивает, что за разговор состоялся между ним и владыками, известно лишь, что продолжался он так долго, что Небесные Сёстры трижды успели повторить свой еженощный путь прежде, чем драконы, всегда считавшие себя полноправными хозяевами Шагрона, почтительно склонили головы перед гостем, назвавшимся Странником. Кем он был, что даже крылатые владыки признали его? Этих сведений история не сохранила.

И вот, драконы склонились, и Странник ушёл и никогда больше не возвращался — дело, ради которого он приходил, было сделано. А на следующий день Порталы открылись, и из них вышли люди — сотни, тысячи и десятки тысяч человек разных рас и цветов кожи, всевозможных языков и обычаев, семьями и поодиночке, с тяжело груженными телегами и налегке — и владыки не заступили им дорогу; нет, не из страха — что были для них слабые, короткоживущие люди? — драконы легко могли бы спалить их всех дотла, — но из клятвы, данной Страннику. И люди стали расселяться по Шагрону: они сбивались в общины, объединяясь по цвету кожи или сходству традиций, строили первые поселения, ничем ещё не походившие на нынешние города, осваивали плодородные земли или, наоборот, уходили в горы, поближе к пролегающим внутри каменных исполинов рудным жилам и к раскинувшимся в высокогорных долинах заливным лугам. Короткоживущие, как прозвали их драконы, размножались столь же стремительно, как и умирали — города росли, земли, выбранные разными общинами, становились тесны им, и начались первые войны. Владыки не вмешивались, в недоумении глядя на то, как люди безжалостно истребляют друг друга за клочок земли — им, вечноживущим, было непонятно, почему этот клочок настолько важен, если есть множество других.

Однажды люди, обжившись и позабыв, как появились здесь, даже возомнили себя хозяевами Шагрона, и восхотели подчинить себе крылатых владык. Кто сможет управлять драконами, будет править миром — так посчитали высокомерные гордецы и властолюбцы, забыв, что владыки не подчиняются никому. И настало время войны, названной Крылатой отнюдь не потому, что в ней участвовали драконы, а потому, что те два дня, что длилась эта кошмарная бойня, для короткоживущих пролетели, как на крыльях. Драконы победили, надолго сбив спесь с заносчивых людишек, и началась эра, что названа была Золотой — когда вместо войн и кровавых междоусобиц наступил, наконец, долгожданный и долгий мир.

Появлялись первые государства, развивалась наука и торговля, магия и целительство — то были благодатные времена всеобщего процветания.

А потом Порталы вновь открылись, и в Шагрон пришли радужноглазые тайлерины, а вместе с ними и эйо — бесправные рабы, низшие, созданные, как утверждали радужноглазые, лишь для одной цели — служить своим хозяевам. Впрочем, рабами они считали не только эйо, но и вообще все иные расы: они, мнившие себя потомками создателей Порталов, единственные, кто сумел сочленить науку и магию, познавшие неведомые технологии и подчинившие себе самую дикую и могущественную силу из всех известных — силу молний. Вот только ни люди, ни, тем более, драконы сами себя рабами отнюдь не считали. И им вовсе не понравилось, что какие-то иномирцы так бесцеремонно распоряжаются в их родном мире. И тайлерины, пришедшие в Шагрон как новые его хозяева, были изгнаны… Ненадолго.

Радужноглазые вернулись весьма скоро, и вернулись они с армией; тысячи подневольных эйо, верных своим повелителям, вооружённые до зубов неведомым Шагрону оружием и могущественной магией, двинулись к человеческим городам, сея хаос и оставляя за собой лишь пепел и трупы, и даже драконы, владыки неба, не сразу смогли остановить эту армию. Но это было только начало.

Следом пришли акманы — порождения ночных кошмаров, искусственно созданные в лабораториумах родного мира радужноглазых для единственной цели — убивать. Но ни люди, ни драконы не собирались отдавать завоевателям ни пяди своей земли. Нет, конечно, встречались и предатели, что из трусости и ради обещанных захватчиками благ вставали против своих же, но большинство готово было умереть, но не склониться. И они умирали: и люди, и драконы. Особенно драконы, что находились на острие каждой битвы, возглавляя войска Шагрона. Верные своей клятве защищать людей, они, несмотря на всю свою мощь, погибали первыми.

И тут вмешалась третья сила.

По путям, проложенным Порталами сквозь Грань, разделяющую миры, в Шагрон пришли карги. Призраки, старые и обозлённые, серые души тех, кто некогда затерялся в хитросплетениях обманчивых троп междумирья, не в силах вернуться. Не имеющие плоти, не способные ни убить, ни покалечить, они оказались страшнее радужноглазых и их приспешников. Терзаемые одиночеством, бессмысленностью и бесконечностью своего существования, равно лишённые радости живого бытия и покоя посмертия, злобные от собственного бессилия, они испытывали лишь одно желание — хоть на мгновение вновь почувствовать себя живыми, ощутить кожей дуновение холодного ветра и тепло солнечного света, насладиться хрустальным вкусом воды и ароматом свежеиспечённого хлеба. Но там, за Гранью, у них не было власти.