Она закончила свои показания увлекательным рассказом о сцене ревности на палубе, окончившейся отчаянным прыжком «обманутого» молодого супруга. В заключение она сообщила, что в ее багаже находился баллон со сжатым воздухом, так что, прыгнув за борт, Монрой Векстер мог продолжительное время плыть под водой.

После этого Гамильтон Бергер продемонстрировал суду серию карт гавани и фотографий туристского теплохода. Она попросил свидетельницу показать на одной из карт, где находился теплоход, когда Векстер совершил прыжок, и указать на фотографии место на палубе, с которого он прыгнул.

– Можете приступить к допросу, – предложил прокурор Перри Мейсону.

Мейсон широко улыбнулся свидетельнице. Ивонна, забыв о своей роли безутешной вдовы, улыбнулась ему в ответ, слегка изменила свое положение в кресле и положила ногу на ногу. Эти маневры привели к тому, что двое присяжных мужского пола вынуждены были перегнуться через стол, чтобы иметь более удобное поле обозрения, зато подбородки трех присяжных женского пола, которых природа обделила привлекательностью, возмущенно вздернулись вверх.

– Ваше имя Ивонна Мансе? – спросил Мейсон.

– Да.

– Есть ли у вас другие имена?

– Нет.

– Были ли вы действительно замужем за Монроем Векстером?

– Была. Но теперь, овдовев, я предпочитаю свою девичью фамилию.

– Понятно. Вы не желаете носить фамилию своего супруга.

– Дело не в этом. Просто Ивонна Мансе – мое профессиональное имя.

– И чем же вы занимаетесь?

На минуту воцарилась тишина, и прокурор вскочил с места.

– Протестую! – выкрикнул он. – Ваша честь, я возражаю против линии допроса и существа самого вопроса. Он не имеет отношения к делу.

Судья Хартли потер подбородок и объявил:

– В данном случае считаю необходимым поддержать протест обвинения. Протест принят.

– Вы были обвенчаны с Монроем Векстером? – задал следующий вопрос Мейсон.

– Да.

– На борту судна?

– Да.

– А ранее?

– Нет.

– До этого вы не совершали брачного обряда?

– Нет.

– Вы знакомы с законом о семье и браке?

– Да.

– Вы когда-нибудь называли себя миссис Векстер?

– Да.

– До этого круиза?

– Да.

– В соответствии с разработанным вами планом Монрой Векстер должен был притвориться погибшим, не так ли?

– Да.

– Кому принадлежала эта идея, вам или Монрою?

– Ему.

– Он должен был притвориться, что утонул, прыгнув за борт, и таким образом получить возможность контрабандным путем переправить камни?

– Да. Я уже об этом говорила.

– Другими словами, если кому-либо было выгодно считаться погибшим, то это именно Векстеру, и он по доброй воле инсценировал самоубийство.

– Возражаю, поскольку на данный вопрос был получен ответ, – заявил Бергер.

– Возражение принято, – сказал судья.

Удовлетворенный ответами Ивонны, Мейсон улыбнулся присяжным и задал новый вопрос:

– Вы признали, что принимали участие в контрабандных операциях?

– Конечно. Я ведь не глупенькая.

– Естественно… После начала данного расследования вы встречались с окружным прокурором?

– Конечно.

– А не благодаря ли прокурору вы получили возможность выступить на этом процессе в качестве свидетеля, не будучи привлеченной к уголовной ответственности за контрабанду?

– Ну, понятно…

– Одну минуту, – прервал его Бергер. – Ваша честь, я возражаю против этого вопроса. Он не имеет отношения к делу и не соответствует правилам ведения перекрестного допроса.

– Не принимается. Отвечайте на вопрос, свидетельница.

– Ну, конечно, определенной договоренности не было. Это было бы… неблагоразумно.

– Кто вам сказал, что это было бы неблагоразумно?

– Мы все согласились, что это так.

– Кого вы имеете в виду?

– Полицейских, окружного прокурора, детективов, таможенников, моего адвоката.

– Понятно, – сказал Мейсон. – Они вам сказали, что было бы неблагоразумно заключить определенное соглашение в этом отношении, но тем не менее вселили в вас уверенность, что, если вы станете давать устраивающие их показания, вас не привлекут к уголовной ответственности за участие в контрабанде?

– Ваша честь, я возражаю против слов «устраивающие их»! – выкрикнул Гамильтон Бергер. – Они провоцируют свидетельницу.

Судья задумчиво посмотрел на Ивонну Мансе и промолчал.

– Хорошо, – сказал Мейсон, – я постараюсь сформулировать иначе. Состоялся ли разговор о том, что вам следует показывать на суде?

– Правду.

– Кто вам это сказал?

– Мистер Бергер, окружной прокурор.

– Заверил ли он вас, что, если вы будете так поступать, вас не привлекут по делу о контрабанде?

– Если я стану говорить правду? Да.

– До того, как вы услышали данное заверение, вы объяснили этим людям, в чем состоит ваша правда?

– Да.

– И то, что вы сейчас рассказали суду, и есть правда?

– Конечно!

– Так что, когда окружной прокурор велел вам говорить правду, вы решили, что вам необходимо изложить именно то, что мы только что услышали?

– Да.

– Получается, что вас заверили, что, если вы расскажете ту самую историю, которую имели возможность сейчас изложить, вы будете избавлены от ответственности за соучастие в контрабанде?

– Так я поняла.

– Итак, только за то, что вы рассказали данную историю, вы получили отпущение грехов?

– Нет, это было не так грубо.

В зале послышался хохот.

– У меня все, – сказал Мейсон.

Гамильтон Бергер с явным раздражением наблюдал, как Ивонна спускается со свидетельского места.

– Моим следующим свидетелем будет Джон Джили, – объявил он.

Джон Джили был худощавым мужчиной с бегающими глазками, длинным тонким носом, высоким лбом и выступающим вперед подбородком. Он двигался совершенно бесшумно, какой-то крадущейся кошачьей походкой. Джили поднялся на возвышение, принес присягу, уселся в кресло и выжидающе уставился на прокурора.

– Чем вы занимаетесь? – спросил Бергер.

– В данный момент?