— Мне больше не смешно с тобой. Ты меня пугаешь. Отчего ты стал таким черствым и безжалостным? Тебя нисколько не трогает смерть молодой женщины?

— Я слишком ценю жизнь, чтобы легко относиться к смерти, — ответил он. — Этому люди учатся на войне. И я не считаю, что только Пенелопа виновата в том, что наш брак оказался разрушен. В этом есть и моя вина.

— Ты ей изменял?

— Я не спал с другими женщинами, если ты об этом. Но если можно считать предательством то, что я женился на ней без любви, то да. Если душевная неверность то же самое, что физическая, — тоже да. Я не был ей верен.

— Зачем же ты женился на ней, если не любил?

— Потому что я позволил своей гордости стать между мной и женщиной, которую я действительно любил. Потому что не верил, что наступит день, когда у меня снова появится шанс.

Его рука скользнула с ее плеча к застежке жакета. Он расстегнул единственную пуговицу и начал гладить шелковую поверхность ее сорочки.

Его руки опускались все ниже по ее груди, ребрам, затем по плоскому животу к бедрам. Он осыпал ее лицо, шею, грудь быстрыми поцелуями. Она ощущала жар и влажность его губ, проникающие сквозь тонкую ткань, и была не в состоянии сдерживать себя.

— Остановись! — попросила она, запуская пальцы в его волосы и удивляясь, что намеренно суровое предостережение прозвучало как мольба.

— Хорошо, — сказал он, но не остановился.

— Джейк, я не шучу! Мы не должны делать это!

Он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза и глубоко вздохнул.

— Знаю, знаю! Ты боишься, что нас увидят, а мы уже не подростки. Ты считаешь, что мне еще рано завязывать отношения с тобой. Пойдут разговоры, и так уже достаточно сплетен ходило. Но, Салли, я так скучал по тебе. Мне до боли хочется, чтобы ты снова была рядом. Черт возьми, наплевать на то, что с нами произошло, мне хочется начать все сначала. С тобой.

— Я тоже этого хочу, — всхлипывала она. Его горячие слова заставили ее признать свои подлинные чувства. — Но не тайком, как сейчас. Не прячась в темном углу парковочной площадки, чтобы заняться любовью. Я не хочу опасаться, что кто-нибудь опять будет подглядывать в окно, чтобы потом сплетничать о нас.

— Ты хочешь, чтобы мы устраивали свидания? Чтобы я заглянул к тебе в субботу вечером и пригласил тебя в театр или на ужин? Объявить всему миру, что мы снова вместе? Это единственное мое желание, если ты готова.

Она покачала головой.

— Нет, еще рано. Только когда я буду знать, что это не вызовет разговоров. Мне хочется, чтобы меня воспринимали как порядочную женщину, а не дрянную девчонку.

— Тогда что ты хочешь от меня? Еще на полгода оставить тебя в покое и делать вид, что тебя не существует? Дорогая, я уже пытался это делать — не получается.

— Я думаю, должен быть другой путь. Какой-нибудь компромисс.

— Чтобы мы были вместе, и никто не был в курсе? — Он помолчал с минуту, потом хлопнул себя по лбу. — Ну, конечно! Конечно, так можно! Поехали ко мне в мой новый дом.

Остаться там вдвоем, где никто не нажмет на тормоза и не помешает потерять голову от страсти?

— Ой, я не знаю! Я думаю…

— Подумай, прежде чем отказываться, я не буду на тебя давить или ставить требования, никаких условий. Только ты и я. Будем заново знакомиться друг с другом, отрезанные от всего мира. Разве мы не заслуживаем такой малости?

Боже, какой соблазн! Но следует ли ей соглашаться? Следует ли ей довериться своему сердцу, которое слышало только обещание в его голосе, или разуму, предупреждающему, что шанс восстановить прошлое очень хрупкий, и не стоит рисковать своим будущим?

— Никто никогда ничего не узнает, — уговаривал он. — Дом не видно с улицы. В гараже есть место для твоей машины. Мы устроим там секретное пристанище, где будем прятаться, это сделает период ожидания более сносным. — Он взял ее руку и поцеловал. — Салли, что скажешь?

Следующим вечером, вскоре после восьми, она ехала на своей машине к его дому, скрывающемуся среди раскидистых кленов.

— Давай поужинаем, — предложил он, — и поболтаем. И, обещаю, все будет только, как ты захочешь.

Она согласилась с надеждой и ложной уверенностью. Предложение показалось ей разумным. В конце концов, они взрослые люди и сумеют справиться с ситуацией.

Едва она выключила двигатель, как дверь открылась, и навстречу ей, из тени, вышел он сам. Он коротко пожал ей руки, быстро поцеловал в щеку и сказал:

— Привет. Очень рад, что ты приехала. Замечательно, кажется, нет никакой опасности.

Тогда почему у нее трясутся ноги, и бешено бьется пульс?

— Я не захватила никакого подарка по случаю новоселья, — начала бормотать она, лишь бы заполнить паузу после его слов. — Я хотела сначала посмотреть, какой стиль ты выбрал.

— Лично я считаю, — Он мягко направил ее к боковой двери в дом и повел по узкому, слабо освещенному коридору, — что ты испугалась, что поступила неправильно, и ищешь повод не оставаться здесь.

Она попыталась рассмеяться, но у нее вырвался лишь истеричный хохоток.

— Неужели так заметно?

— Только если очень хорошо тебя знать — так, как я. — Он остановился у старомодного шкафа и снял с ее плеч шелковую шаль. — Тебе нечего бояться меня, Салли. Я не нарушу своего слова. Все будет так, как ты захочешь, — и сегодня, и в следующий раз.

Она сразу почувствовала себя глупо и сказала:

— Спасибо за понимание.

Он повесил шаль в шкаф и провел ее по более просторному коридору в длинную гостиную, где окна располагались по обе стороны каменного очага. Стены были выкрашены белой краской, а большую часть темного дубового пола покрывал турецкий ковер, хоть и полинявший, но не потерявший при этом своей красоты.

Перед камином стоял стеклянный кофейный столик в окружении двух мягких кресел и дивана на трех человек, обитого темно-синим рубчатым плисом.

Джейк развел огонь, чтобы изгнать прохладу, характерную для поздних апрельских вечеров. Языки пламени плясали, щелкая, поднимались к трубе и играли яркими бликами на полированной поверхности медной каминной полки. В комнате был еще один источник света — несколько толстых белых свечей в тяжелых латунных подсвечниках, расставленных по разным углам комнаты — со знанием стратегии.

Все вместе создавало такую теплую и гостеприимную атмосферу, что Салли забыла о своих волнениях и воскликнула:

— Ты все сам подбирал?

— Да, — ответил он, вынимая бутылку из ведерка.

— Превосходно!

— Мне тоже нравится. — Он показал ей этикетку на бутылке. — «Перье Жуэ». Не возражаешь?

— С удовольствием!