Дневник, 16 января 1906 г., Ясная Поляна, т. 55, стр. 181.

Молитву принимают, как что-то торжественное, возвышенное, исключительное. А между тем настоящая молитва, и самая действительная, это нечто самое простое, низменное, смиренное и обыденное, обычное. Истинная, настоящая молитва ведь есть ничто иное, как признание своего ничтожества, своей плохоты, своего положения раба, слуги Бога.

Дневник, 11 марта 1906 г., Ясная Поляна, т. 55, стр. 206–207.

Дня 4 ничего не пишу. Вчера особенно подавленное состояние. Все неприятное особенно живо чувствуется. Так я говорю себе; но в действительности: я ищу неприятного, я восприимчив, промокаем для неприятного. Никак не мог избавиться от этого чувства. Пробовал все: и молитву, и сознание своей дурноты. И ничего не берет. Молитва, т. е. живое представление своего положения, не доходит до глубины сознания, признание своей ничтожности, дрянности не помогает. Чего-то не то что хочется, а мучительно недоволен чем-то, и не знаешь, чем. Кажется, что жизнью: хочется умереть. К вечеру состояние это перешло в чувство сиротливости и умиленное желание ласки, любви; мне, старику, хотелось сделаться ребеночком, прижаться к любящему существу, ласкаться, жаловаться и быть ласкаемым и утешаемым. Но кто же то существо, к которому я мог бы прижаться и на руках которого плакать и жаловаться? Живого такого нет. Так что же это? А все тот же дьявол эгоизма, который в такой новой, хитрой форме хочет обмануть и завладеть. Это последнее чувство объяснило мне предшествующее состояние тоски. Это только ослабление, временное исчезновение духовной жизни и заявление своих прав эгоизма, который, пробуждаясь, не находит себе пищи и тоскует. Средство против этого одно: служить кому-нибудь самым простым, первым попавшимся способом, работать на кого-нибудь.

Дневник, 19 марта 1906 г., Ясная Поляна, т. 55, стр. 210–211.

Как молитва настоящая только уединенная – один с Богом, так и деятельность настоящая только та, где мотив ее известен одному Богу, т. е. никому…

Когда бываешь в хорошем, бодром умственном состоянии, то, обращаясь к Богу, понимаешь, чувствуешь Его во всем том величии, до которого можешь довести свое понимание: видишь в нем закон, начало жизни. Но когда слаб духовно, разумом, то видишь, чувствуешь Бога не такого большого, далекого, а маленького, близкого, и молишься ему просто: Господи, помилуй. И Он все тот же, и также законно обращение к Нему.

Дневник, 22 мая 1906 г., Ясная Поляна, т. 55, стр. 226.

В это последнее время минутами находило тихое отчаяние в недействительности на людей истины. Особенно дома. Нынче все сыновья, и особенно тяжело. Тяжела неестественность условной близости и самой большой духовной отдаленности. Иногда, как нынче, хочется убежать, пропасть. Все это вздор. Записываю, чтобы покаяться в своей слабости. Все это хорошо, нужно и может быть радостно. Не могу жалеть тех слепых, которые мнят себя зрячими и старательно отрицают то, что я вижу. – Думал в тяжелую минуту и записал: Только будь в полной преданности воле непостижимого, таинственного начала – Бога (Deus absconditus) (Сокровенный бог) и полагай свою жизнь в исполнении этой воли, и все будет легко. И как всегда у меня бывает особое утешение и молитва, теперь это моя молитва и мое утешение.

Дневник, 29 мая 1906 г., Ясная Поляна, т. 55, стр. 227.

Очень мне тяжело от стыда моей жизни. И что делать, не знаю. Господи, помоги мне… Довольно хорошо изредка думаю и часто прямо желаю смерти. Это хорошо…

Дневник, 3 июля 1906 г., Ясная Поляна, т. 55, стр. 234.

Какое спокойствие и бесстрашие, если желать только одного: исполнить волю Бога, дело Божие сейчас: любить людей и об одном этом думать!

Пробудись, возрасти, укрепись во мне и покори моего животного и заставь его служить Тебе, исполняя Твою волю.

Дневник, 24 августа 1906 г., Ясная Поляна, т. 55, стр. 238–240.

Молитва моя по утрам почти всегда полезна. Часто повторяю некоторые слова, не соединяя с ними чувства, но большей частью то одно, то другое из мест молитвы захватит и вызовет доброе чувство: иногда преданность воле Бога, иногда любовь, иногда самоотречение, иногда прощение, не осуждение. Всегда всем советую.

Иногда молюсь в неурочное время самым простым образом, говорю: Господи, помилуй, крещусь рукой, молюсь не мыслью, а одним чувством сознания своей зависимости от Бога. Советовать никому не стану, но для меня это хорошо. Сейчас так вздохнул молитвенно…

Бога нельзя просить о чем либо. Бог не то что не хочет, не может изменять ничего, потому что Он установил закон, по которому всем равно. Всякое изменение была бы несправедливость. А мы как дети, которые завидуем, что игрушки другим достались лучше, или плачемся на то, что нам делают больно гребенкой, вычесывая вшей.

Дневник, 24 сентября 1906 г., Ясная Поляна, т. 55, стр. 245.

Молиться значит стать в исключительное отношение к одному Богу. И потому молитва возможна только тогда, когда ты прервал всякие отношения к людям. Это может быть и среди людей, когда забыл про них; но естественнее всего, когда ушел в клеть, т. е. в уединение.

Дневник, 11 октября 1906 г., Ясная Поляна, т. 55, стр. 258–259.

Пишу о революции[130]. Но плохо идет. И мне не жалко. На душе хорошо очень. Благодарю Тебя, Того, кто во мне. Приди и вселися в меня и очисти[131]…

Часто, когда молясь, повторяю слова, совсем по-новому, глубже, чем прежде, понимаю их. Так нынче, повторяя слова: Ищите Царства Божия и правды Его[132], остальное приложится вам. Царство Божие внутрь вас есть[133], я понял, что Царство Божие это – в тебе, т. е. чтобы в тебе царствовал Бог. Слова же: остальное приложится – значат не то, что приложится внешнее благо, а то внутреннее благо свободы, всемогущества, спокойствия, которое испытываешь, когда сознаешь себя в божественном.

Когда молишься Богу, хотя бы и в самой грубой, просительной форме, то совершаешь уже один первый шаг, необходимый для общения с Богом, признаешь, что благо от Бога: ошибаешься только в том, что ожидаешь блага этого извне.

Можно считать собою то, в чем проявляется моя жизнь – мое тело и его поступки; и можно – то, что проявляется: божественное начало. В первом детстве человек считает собою только первое: свое тело; в молодости чаще и чаще человек сознает свое божественное. – В старости сознание это все усиливается, и, я думаю, оно вполне сознается при смерти. Этим объясняется тот восторг, который часто испытывают умирающие.

Молитва есть сознание (как