Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он прошептал короткую молитву Синей, которая с любовью глядела на них сверху. Василина сделала несколько шагов в сторону — туда, где почти у стены, отвернутый от остальных богов, стоял Жрец.
— Вы ведь знаете, что в Медовом храме в Тидуссе начались службы Черному? Мне написала об этом моя сестра Ангелина. Знаете, что по всему миру сейчас молятся в помощь Жрецу? — спросила она, подходя ближе к накрытой темной сеткой статуе.
— Конечно, — кивнул старик, с достоинством шагая рядом.
— Но почему вы не возобновили службы?
— Все храмы издревле подчиняются воле бога, на земле которого расположены, — объяснил Его Священство кротко, но выцветшие глаза его улыбались, и сам он смотрел на королеву почти с обожанием. — Я не имею права отменить решение Воина.
«Но вы имеете», — говорил его ласковый взгляд.
Василина вздохнула — и снова за спиной ее почти вплотную встал Мариан, словно говоря, что защитит ее от чего угодно. И от конца мира, и от ярости первопредка.
— Пусть мой отец не может сейчас вмешиваться в дела земные, — твердо проговорила королева. — Но я могу говорить от его имени и брать на себя последствия его гнева тоже. Вот вам мое слово: я, Василина-Иоанна Рудлог, волей своей и правом крови возвращаю почитания и славословия Жрецу на всей территории Рудлога. И если я тем прогневаю своего первопредка, то пусть спрашивает с меня.
Она зашла за постамент, схватилась за сетку и потянула ее вниз — покров пошел тяжело, неохотно, пока Мариан не рванул его, сразу порвав пополам. Половинки с шелестом упали на песок, открыв строгое молодое лицо Черного, жреческую мантию с капюшоном, во́рона на плече, череп в руке, и Василина, пока не передумала, достала из сумочки последний флакон — с маслом аира — и вылила в чашу у его ног.
— Я не знаю ни одной молитвы тебе, Великий, — сказала она звонким, дрожащим от волнения голосом и поклонилась. — Но признаю тебя равным отцу моему и частью стихийного цикла. Никогда больше в Рудлоге не будет запрещено служение тебе. Прошу, возвращайся скорее. Пусть у тебя хватит сил это сделать. И… пусть моя сестра вернется живой.
Бог молчал, и строгий взгляд его был пуст и мертв. От белого камня тянуло холодом.
— Устами правителя говорит его первопредок, — проговорил служитель тихо. — Я исполню вашу волю, ваше величество.
Он шевельнул руками — и огромная статуя Жреца качнулась, приподнимаясь, поплыла к своим братьям и сестре и в тишине встала на песок рядом с Синей, лицом к трехглавому Триединому, как и все боги.
В храм потянулись первые прихожане, изумленно останавливаясь на входе при виде полного полукруга Великих Стихий. Королевскую чету и Его Священство они не замечали и не слышали, хотя те за разговором проходили рядом, да и охранники, оставленные у ворот, тоже смотрели мимо, как и люди, снующие по Спасскому проспекту.
А вот теплый взгляд первопредка Василина ощущала спиной. И теперь казалось ей, что он одобрительный и даже немного горделивый.
— Как жаль, что силу священства нельзя использовать против врагов, — проговорил Мариан, подняв руку перед гвардейцем, который стоял в двух шагах и не видел их.
— Триединый много дает, но много и требует, — кротко ответил Его Священство. — Наша сила велика, но она исчезает, если использовать ее во зло. И мы, и иномиряне — дети Творца. Убийство оправдано только для защиты, и то после этого служитель должен провести дни в очистительных молитвах и посте. Поэтому пусть каждый занимается своим делом, сын мой. — Мариан молча склонил голову. — И не стыдись своих мыслей: ты солдат, ты мыслишь, как солдат. Вижу, что ты хочешь спросить еще о чем-то. Прошу, говори.
Василина чуть погладила локоть мужа, за который она держалась, — ей тоже было любопытно.
— Я хотел бы понимать, почему иномиряне не трогают наши храмы, — произнес принц-консорт, едва заметно подавшись к ней. — Пленные все как один говорят, что «боги не велели». Но почему не велели — никто не знает, даже их жрецы, которые попадались нам. Командование опасается, что здесь есть какой-то подвох.
— При нападении на свой храм бог имеет право вмешаться, — объяснил служитель охотно. — Полагаю, захватчики берегут своих солдат и не дают нашим богам уничтожить их. А храмы Творца обходят, потому что, как бы ни был он занят делом, нами непостижимым, есть риск привлечь его внимание.
Они подошли к автомобилю: охрана по-прежнему их не видела, и Василина протянула старику руку на прощание.
— Я очень ждал этого решения, ваше величество, — произнес Его Священство, сжав ее ладонь. — В храмах других стран заметили, что, как только стало больше служб Жрецу, нежить начала подниматься куда меньше. Теперь и братьям моим, оставшимся в святилищах на захваченных территориях Рудлога, станет легче. От врагов их защищает сан и храм, но от нежити, когда ее слишком много, даже сила, данная Триединым, может не защитить.
Королева кивнула — она знала, что служители Триединого продолжают нести службу и после перехода городов и селений в руки врагов. Знала, что безропотно помогают иномирянам в зачистке катастрофически расплодившейся нежити, которая не разбирает, кого жрать, лечат своих и чужих. А еще они стали огромной агентской сетью — ведомство Тандаджи получало от них едва ли не больше информации, чем от своих сотрудников.
— Но почему вы не попросили меня ранее, Ваше Священство? — грустно поинтересовалась королева, которая последние несколько дней извелась, решаясь на этот шаг.
— Потому что, — строго сказал старик, глядя ей в глаза, — бывают долги, которые нельзя выплатить по подсказке. Иначе уроки не будут усвоены ни богами, ни людьми.
Он повел ладонью по кругу в благословляющем жесте, и такой вековой мудростью повеяло от него в этот момент, что Василина напомнила себе, что он не просто священник,