Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По отзывам современников, король был доступен низшим слоям, приветлив и ласков с ними, а также покровительствовал польско-литовским евреям. Несмотря на оппозицию, Собеский сохранял права и привилегии значительной части, а во многих местечках и большинства населения Речи Посполитой. Король не считался с запрещениями церковных соборов и сеймов отдавать евреям на откуп государственные доходы. Его придворным медиком был Эммануил де Иона (Симха-Менахем бен-Иона), председательствовавший на Коронных ваадах. Собеский содействовал укреплению еврейской автономии, обязывая кагалы подчиниться распределению подати, устанавливаемому Ваадом – центральным органом автономного еврейского общинного самоуправления в Польско-Литовском государстве, действовавшим с середины XVI до второй половины XVIII веков – и его юрисдикции. Не случайно евреи в своих сочинениях называли Яна Собеского «сыном Солнца, королем королей, спасителем народа».
Король уважал ученых и способствовал развитию научных знаний. Еще во время пребывания в Гданьске в 1677 году Ян Собеский не единожды посетил известного астронома и владельца нескольких пивоваренных заводов Яна (Йоханнеса) Гевелия, с удовольствием познакомился и даже пользовался его придомовой астрономической обсерваторией. Король выделил ученому пожизненную зарплату в размере 1000 злотых и к тому же освободил пивоваренные заводы Гевелия от всевозможных налогов. В знак восхищения его победой под Веной и, несомненно, благодарности, в 1690 году астроном одно из созвездий южного неба назвал «Щитом Собеского» («Scutum Sobiescianum»). Хотя существовало несколько звезд, названных в честь неастрономов, это было единственное созвездие, названное в честь неастронома, который был еще жив, когда назвали созвездие. При этом оно содержит намек на родовой герб Собеских «Янина» («Janina»), представляющий собой изображение серебряного рыцарского щитка в красном поле. Позже название созвездия было сокращено до «Scutum» («Щит»). Разумеется, нельзя сбрасывать со счетов тот факт, что позитивное отношение короля и к евреям, ученым и владельцам мануфактур обусловливалось прежде всего государственным интересом.
Агония королей Классической Европы являлась своеобразной цезурой между прошлым и будущим, во время которой подданным демонстрировался статус государства и его правителя, а также сталкивались и одновременно разрешались личные и государственные интересы. Вопросы, связанные со смертью европейских монархов, на протяжении последних десятилетий приобретают все большую популярность в литературе. Особое значение в этих работах придается анализу парадокса королевского величия, воплощенного в смертном теле. Как известно, король Франции Людовик XIV умирал от гангрены, которая медленно, но верно, часть за частью, отнимала у него ногу на глазах всего двора. Его смерть в Версале 1 сентября 1715 года ни для кого не стала неожиданностью и казалась тщательно продуманным зрелищем[90].
На фоне публичной смерти Короля-Солнце процесс ухода из жизни польских королей выглядел иным. Историк медицины и доктор Ст. Шпильчинский, проанализировав источники, касающиеся последних лет жизни Яна Собеского, и документы вскрытия его тела, полагает, что причиной его смерти была не уремия, как считалось ранее, а проблемы с сердцем[91].
В апреле 1696 года прием больших доз ртути способствовал улучшению здоровья короля – в середине мая он даже выехал на охоту. Созванный медицинский консилиум рекомендовал Яну III теплую минеральную ванну, и после многочисленных дебатов и консультации с Советом Сената было решено отправить короля на воды в Экс-ла-Шапель. В конечном счете, эта поездка так и не была осуществлена, как и планируемый вояж в Жолкву. Состояние ремиссии было временным и последним в жизни короля. Завершающий этап его жизни длился всего три дня, с 15 по 17 июня 1696 года. Сценой «театра смерти» был Вилянувский замок, любимая резиденция Яна III и Марысеньки. Король значительно ослаб, одновременно страдая из-за тяжелого кашля, который мешал ему спать. Скоро он уже не чувствовал запаха цветов и кустарников Вилянувских садов, куда его вывезли на специально сконструированном стуле, который позволял перемещаться с места на место.
Ян III скончался от сердечного приступа 17 июня 1696 года. Агония короля выглядела скорее человеческой, нежели величественной. Она началась 17 июня около 6 часов вечера. Рвотное и очищающее средства привели к временному улучшению его состояния. Монарх также получил святое причастие от епископа Залуского и своего исповедника ксендза Скоровского. Хлопоты врачей по спасению королевской жизни длились почти час в присутствии королевской семьи и собравшихся сановников и атмосфере плача и молитв. Из-за боязни изменить положение тела короля его оставили лежать на полу и, чтобы он не замерз, покрыли теплыми шторами. Примерно через час, около 19.00, Яна подняли на кровать, но не заметили особого улучшения его состояния. Последний раз он пришел в себя через два часа и снова мог говорить с высокопоставленными лицами, но эти диалоги не касались вопросов государства. Осталось много нерешенных вопросов, но, по мнению самого Яна III, поскольку его воля не была реализована при его жизни, она не будет соблюдена и после смерти. Король даже не написал завещание, к чему его призывал епископ Залуский за несколько недель до смерти. Король обратился к своим сыновьям Александру и Константину, чтобы они любили и уважали свою мать. За час до кончины у Яна случился второй приступ конвульсий. Он получил отпущение грехов и последнее помазание, а затем умер, как сообщают, «с тяжелым криком» около 22.00. Согласно другой версии, «он медленно отдал Богу душу»[92].
«Такой богатый монарх умирал на земле», – вспоминали сенаторы, находившиеся тогда в Вилянувском замке. Только они напоминали о высоком ранге Яна III. Место, где умер король, показалось им недостаточно значимым, и тело Яна было немедленно перевезено в Королевский замок в Варшаве, тесно связанный с его деятельностью и величием. Его смерть многими рассматривалась как трагедия и предзнаменование бедствий, от которых, как считалось, Польша была защищена самим именем монарха. Да и сам Ян так считал. Когда епископ Анджей Залуский попросил его сказать его последнюю волю, король твердо заявил: «Целостность потеряна для Польши – дух болезни витает над нацией, и могу ли я тешить себя надеждой, что моя последняя воля восстановит ее разум?… Не настаивайте, не хочу и слышать об этом!»[93]
В тот день по всей Речи Посполитой с башен костелов раздавался звон колоколов, которые словно играли похоронный марш не только над