Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зо посмотрела в блестящие от гнева и еще каких-то, пока непонятных ей чувств глаза и одними губами, почти без звука, совсем по-взрослому сказала:
– Ты очень добрый и хороший человек, Дионисий…
* * *
Евграф так и не осознал, в какой последовательности возвращался к жизни: пошевелился – невыносимо заболела голова – очнулся?.. Или первой заболела голова?..
Для начала он открыл только один глаз. Но ничего такого, на что нельзя было бы смотреть нормально, не обнаружил. Стараясь не шевелить головой, подергал одной ногой, другой, подвигал руками.
«Угораздило! Эзотерик прибацанный!»
Ощупал затылок. Под волосами нашел порядочных размеров шишку. Теперь – умыться прохладной морской водой – и домой. Причем скорее. Иначе тетка проснется, увидит застеленную кровать и устроит такое, что мало не покажется!
Морщась при каждом шаге, забыв умыться, Евграф побежал к тому месту, откуда так неудачно началась его «экспедиция», но, не преодолев и половины пути, охнул: «Ключи! Всё, приехали…»
Еще совсем недавно, когда он испуганно трусил к ротонде, два ключа, соединенные кольцом, шлепали по ноге. Теперь их в кармане не оказалось.
Возвращаться не хотелось. Но и на колотящую по вискам боль обращать внимания теперь не приходилось: солнце вот-вот встанет. Как и заботливая тетя.
Понимая, что ключи могли потеряться где и когда угодно, Евграф все же повернул к ротонде. У него вдруг появилась убежденность, что они преспокойненько отдыхают на сером камне, в неглубокой овальной дырке. Он почти разглядел и камень, и лишайник, покрывающий его поверхность, и сами ключи…
«Бред!»
Энергично повозил запястьями по глазам, что никак не отразилось на уверенности в том, то ключи отыщутся в дырчатом камне. Когда же за очередным поворотом возникла ротонда…
«Бре-э-эд!»
Ротонда и все окружающее ее пространство светились. Слабенько, ненавязчиво. Еще вечером, даже ночью, даже во время идиотской медитации ничего такого не было и в помине.
Бежать! В голову полезли ужастики с мистической начинкой. На лбу, спине выступила испарина. Но ключи!.. Их предстояло забрать. Любой ценой.
Пригибаясь, словно под обстрелом, – сработало очередное киношное воспоминание, – он бросился навстречу неизвестности. Светящийся туманчик, в который Евграф ворвался, никак не повлиял на продвижение, разве что воздух… вроде бы стал плотнее?
Конечно, ключи лежали так, как им лучше было не лежать. Изумленный, растерянный, он уже выцарапал из овальной дыры злополучную связку, когда перед глазами вдруг замелькало и кто-то невидимый отчетливо произнес:
«Здравствуй, преемник! Как я рад, что ты не успел отойти!»
Евграф замер. Лишь плечи поползли вверх – прятать приносящую сюрпризы голову.
«Тронулся! Господи, господи, я тронулся!»
Мысль, омерзительная, страшная, парализовала сознание.
Хорошо, что ноги безмозглы. Когда они принесли своего хозяина к надежной тете Люсе, та только-только проснулась и с легкостью поверила, что племянник просто рано встал, просто решил проветриться, просто вышел на улицу, просто споткнулся о порожек, упал и набил совершенно обыкновенную шишку.
* * *
Почти до самого вечера Евграф спал. Такая сонливость внушала тревогу, однако, убедив себя в том, что Графушка проходит акклиматизацию, тетя Люся успокоилась. К шестнадцати ноль-ноль она решила, что племяннику пора вставать, подергала его за ногу:
– Графушка! На закате спать нельзя: голова разболится.
«Опять голова! Что же за день такой!»
На удивление, голова вела себя адекватно. Даже место, отмеченное шишкой, почти не болело. Зато зверски хотелось есть.
– Теть Люсь, а пожевать что-нибудь?
– Графушка, в холодильнике есть всё. Но ты же собираешься со мной к Виталику? Там и Тасечка будет. Очень хорошая девочка, умница. Сирота. С дедушкой живет. Мы ее все очень любим и жалеем.
Евграф поморщился: «Ну почему эти взрослые любые вещи могут преподать так…» Подходящего слова не нашлось, и он решил довыяснить насчет ужина:
– Теть Люсь, я есть хочу!
– Ничего страшного. Потерпи. Вернемся с занятий, я тебя хорошо накормлю. И курочкой – с корочкой пожарила, как ты любишь, – и помидорами. Кефирчика налью с ягодами. Кусочек пирога в кулинарии купила…
– Ну те-тя Лю-ся! – Выслушивать дальше не было никакой мочи: слюни текли реками.
– Что – тетя Люся? Может, ты вместо курочки мясца бы съел? Отбивную? Или в сметане. Я думала купить отбивную, но потом решила, что жарко, тебе не захочется.
– Мне все равно – курочку, отбивную! Только бы сейчас, а?
– Графушка, я понимаю, ты проспал и завтрак, и обед… Но, золотко, на занятие нужно приходить с полупустым желудком, иначе упадет чувствительность и ты не сможешь нормально принимать энергию.
– У меня не полупустой, у меня абсолютно пустой желудок! Самый пустой желудок в галактике! На такой никакая энергия не клюнет! – без особой надежды возопил Евграф, уже понимая, что пойдет в Херсонес голодным.
Он не ошибся: милостиво выданный помидор, небольшой коврик для медитации и предложение поторопиться никак не заменяли полноценный ужин.
Когда они с теткой вышли к раскопкам, Тася уже сидела на своей картонке. На месте был и инструктор. «Дежа-вю. Вчерашний день в дубле. Сейчас она откроет один глаз…»
Глаз действительно открылся, но тетя Люся, помня, как племянник, вместо того чтобы приобщаться к духовной практике, улизнул сам и увел прилежную девочку, не стала дважды испытывать судьбу и сразу же подвела Евграфа к инструктору.
– Виталечка, взгляни, это тот мальчик, о котором я говорила. Хороший мальчик.
– Сколько лет?
Вопрос был задан тетке, но Евграф – он что, маленький? – опередил:
– Четырнадцать.
– Практикой когда-нибудь занимался?
На этот раз проворство подвело. Пока Евграф соображал, о какой практике речь, – он же не студент-практикант и не знаменитый врач, – тетка уже отвечала:
– Что ты! Какая практика? В его-то годы! В городском-то небоскребе!
Евграф догадался, что практикой Виталик называл свои занятия.
– Практиковать можно везде. Даже в небоскребе, – спокойно и несколько нудно разъяснил инструктор и только после этого посмотрел на Евграфа.
Глянул вскользь, без особого интереса: пацана притащили, он несколько раз придет и к сентябрю уедет в свой Большой Тараканск. А если и не уедет, школа отнимет почти все время.
Никакого интереса сперва не проявил и Евграф: «Пялься сколько хочешь. Раз Люсе надо, я свое отсижу, а потом – с Тасей! На пляж!»