Бытует мнение, что ученый открыл молодому Петру свой способ бальзамирования. Но это не соответствует действительности. Сам Ф. Рюйш никогда не публиковал полностью свою технологию и состав применяемых консервантов.

Во время пребывания в Амстердаме Петр сумел сделать несколько небольших операций на конечностях и поассистировать врачам при больших полостных операциях.

В 1707 г. в Москве начал работать первый отечественный госпиталь, при котором была госпитальная школа и анатомический театр. С большим искусством и любовью Петр лично пускал больным кровь, лечившимся в госпитале. Для проведения операций царь привез из Голландии набор хирургических инструментов, в котором находились и клещи для выдергивания зубов.

Помимо анатомии и хирургии царь проявлял большой интерес к стоматологии. Знакомясь с достопримечательностями Амстердама, Петр со свитой посетил городской рынок, где был поражен умением одного цирюльника удалять больные зубы. Тот дошел до такого совершенства, что рвал зубы с помощью различных подручных средств. Он пускал в ход все, что попадалось под руку, будь то черенок ложки или конец шпаги. Заинтересовавшись этим мастерством, Петр попросил цирюльника продемонстрировать ему свое искусство. Тот счел для себя за честь преподать русскому царю несколько уроков. И вскоре Петр уже не уступал в навыках своему учителю. Чтобы закрепить свое умение, он начал заниматься этим ремеслом. В гостиницу, где проживал Петр, стали приходить голландцы, страдающие зубной болью. Отказов страждущим не было. Российский царь очень искусно рвал им зубы, да и еще платил за это по шиллингу, к большому удовольствию страждущих. До сих пор в Кунсткамере хранится мешочек с зубами, лично удаленными Петром у голландцев.

Уже вернувшись в Россию, Петр I, считая себя опытным хирургом и зубным врачом, был готов оказать помощь любому нуждающемуся. К великому сожалению царя, придворные старались избегать его услуг, так как боялись гнева венценосного лекаря. Даже близкие Петру люди, страдавшие от какого-либо недуга, требовавшего хирургической или стоматологической помощи, приходили в трепет только от мысли, что царь может узнать об их болезни и, явившись с инструментами, предложить свои услуги.

Но Петр продолжал верить в свои медицинские таланты: с большим удовольствием сам перевязывал раненых, следил во время военных походов за медицинским обеспечением армии, за правильностью оказания помощи пострадавшим. Бывали случаи, что государь мог вырвать и здоровый зуб вместе с больным. Но делалось это исключительно для поддержания практических навыков, да и вознаграждалось достаточно. Отказ же от царской помощи сулил лишь царский гнев и немилость.

Яков Штелин, в течение сорока лет собиравший все сведения о жизни и делах Петра I, пишет: «По врожденному любопытству и особливой склонности к наукам, Петр Великий охотно присутствовал при анатомических и хирургических операциях… Он повелевал всегда уведомлять себя, если в госпитале или в каком ином месте надлежало анатомировать тело или делать какую лекарскую операцию; такого случая, если ему только хотя мало дозволяло время, никогда почти он не пропускал, да и сам часто делал оные своими руками, и мало-помалу такой в сем искусстве получил успех, что анатомировать тело, пустить кровь, вырвать зуб и многие лекарския дела исправить совершенно разумел».

К концу XIX в. противоречия в определении степени тяжести вреда здоровью при травме зубочелюстного аппарата достигли определенного предела. В «Руководстве к изучению судебной медицины для юристов» Штольца (1890) сказано, что по русскому проекту Уголовного уложения потеря зубов, затрудняющая жевание и речь, относится к менее тяжким повреждениям. Речь затрудняется при потере резцов, а жевание – коренных зубов.

Косвенную оценку зубного аппарата мы находим в утвержденном Правительствующим сенатом «Наставлении присутствиям по воинской повинности для руководства при освидетельствовании телосложения и здоровья лиц, призванных к исполнению сей повинности, с относящимся к нему расписанием болезней и телесных недостатков». Данное наставление с расписанием представлено Министерством внутренних дел 20 марта 1897 г. в Правительствующий сенат.

В расписании в параграфе 46 говорится: «Недостаток не менее 10 зубов в обеих челюстях и до 8 в одной (не включая в то число зубов мудрости), а также недостаток и меньшего числа их, при поражении костедой остальных в значительном количестве с явными признаками неудовлетворительного питания во всех выше означенных случаях. Примечание. За недостаток зуба следует считать потерю венчика или разрушение большей его части кариозным процессом…»

В учебнике по судебной медицине Hofman (1901) отмечает: «Потерю зубов лишь в редких случаях можно признать за очевидное, то есть резко заметное обезображивание, так как потеря многих зубов и целого ряда их встречается нередко, и далее, такая потеря сравнительно легко возмещается посредством искусственных зубов; наконец, потеря зубов от других причин наблюдается настолько часто, что подобное явление едва ли возможно сравнить с теми обезображиваниями, которые закон, очевидно имел в виду. Потеря речи не может быть обусловлена повреждением губ или только потерею зубов; нельзя также допустить, что эти повреждения затрудняли речь в той степени, которая означена в параграфе 156 австрийского закона под именем “стойкого ослабления речи”».

Pfltauf (1898) указывает, что для правильной оценки повреждений зубов необходимо индивидуализировать каждый случай; следует при этом смотреть на всякий зуб не как на отдельный орган тела, ибо он получает свое значение лишь в связи с другими зубами, со смежными и антагонистами, и только в совокупности со всеми прочими зубами составляет жевательный аппарат. Каждый отдельный зуб, в сущности, является частью тела, и поэтому потеря зуба нарушает целость тела, но на самом деле в функциональном отношении лишь все зубы вместе составляют жевательный орган.

В исключительных случаях и отдельным зубам приходится придавать особенно важное значение, например моляру, имеющему антагонист при разрушенных остальных зубах, зубу, служащему единственной опорой для протеза.

В своем «Учебнике судебной медицины», изданном в Кракове в 1899 г., профессор Wacholz приводит статьи из австрийского Уголовного уложения:

«Параграф 152. Кто против человека, хотя и без намерения лишить его жизни, но с другою враждебною целью, действует так, что отсюда следует расстройство здоровья или неспособность исполнять обязанности своей профессии, по крайней мере в продолжение 20 дней, расстройство умственных способностей, тот обвиняется в тяжком телесном повреждении».

За преступление, указанное в параграфе 152, виновный подвергался наказанию по параграфу 154: от 6 месяцев до 5 лет тюремного заключения. «Параграф 155. … в) Если повреждение повело к расстройству здоровья или неспособности исполнения своих профессиональных обязанностях, по крайней мере в течение 30 дней; или с) действие было связано с особыми муками для потерпевшего; или е) тяжкое повреждение угрожало жизни – того следует карать тяжким и строгим тюремным заключением от 1 до 5 лет.

Параграф 156. Если преступление имело своим следствием для потерпевшего: а) утрату или стойкое (продолжительное) уменьшение способности речи, зрения, слуха, утрату глаза, руки и проч… или какое-либо иное бьющее в глаза увечье либо обезображивание… тогда наказанием должно быть строгое тюремное заключение от 5 до 10 лет…»